:Я отключаюсь. Свяжемся позже. Отдохни, пожалуйста… Попробуй уснуть…:
:Что? Что ты сказал? Я не… Ты так далеко!:
:Папа сказал, что любит тебя!: И с этими словами Кертис посмотрел на Люденмера, но сфокусироваться на нем ему удалось только спустя несколько секунд.
– Нилла в порядке. Дети с нетерпением ждут возвращения домой.
– Богом клянусь, они вернутся целыми и невредимыми.
– У нас все получится, сэр.
– Ты хотел позвонить матери, – напомнил Люденмер и пошел к Джейн, но на пороге обернулся и сказал: – Я так виноват перед Ниллой. Я не верил ни ей, ни тебе. Мне в жизни не понять, как вы обмениваетесь мыслями: подобное просто в голове не укладывается! Но я безгранично благодарен тебе за помощь и за то, что ты оказался для Ниллы таким хорошим другом.
– Я очень дорожу нашей дружбой, – ответил юноша. – Нилла всегда готова меня выслушать.
Люденмер кивнул, развернулся и вышел из гостиной.
«Ему, наверное, лучше не знать, что силы дочери на исходе и что вскоре мы можем потерять связь, – подумал Кертис и снова опустился на стул. – Нилла, вероятно, чего-то недоговаривает. Раз она не говорит, значит так надо. Наверняка она сама справится с возникшими трудностями, как только восстановит силы и энергию».
Прежде Кертису и в голову не приходило, что его способности не вечны. Радоваться этому открытию или нет, он не знал. С одной стороны, роль рыцаря в сияющих доспехах очень ему льстила. С другой стороны, если однажды его броня потускнеет, то вряд ли он расстроится, поскольку наконец-то станет как все. После той встречи с госпожой Мун на площади Конго Кертис чувствовал бремя ответственности за свой дар.
«В конце концов, я обыкновенный человек, и мне не чужды простые радости. У меня есть любимая работа, а большего мне и не надо», – заключил он.
Кертис встал, прошел по ковру песочного цвета к телефону и набрал домашний номер.
После четвертого гудка Орхидея подняла трубку. Даже в самом хорошем расположении духа миссис Мэйхью говорила так, будто лежала на смертном одре.
– Алло?
– Привет, мам!
– Кертис! О господи! Куда ты пропал? Ты в тюрьме?
– Нет, мамуля. Полагаю, мистер Крэйбл уже звонил? – спросил Кертис, с улыбкой оглядывая роскошную комнату.
– Звонил! И все рассказал! Что ты натворил, сынок? С кем спутался? Небось Роуди Паттерсон во всем виноват, да? Этот пустомеля сбил тебя с панталыку? Ничего, я покажу этому подлецу!
– Мама, выслушай меня, пожалуйста, спокойно, – попросил Кертис. – Ничего противозаконного я не совершал. Просто…
– Тогда почему же ты не дома? Я уже вся извелась!
– У меня очень ответственное задание. Я бы не хотел… – попытался было объяснить Кертис, но мать не унималась:
– Домой! Живо! Слышишь меня! Я не буду гасить свет, пока ты не вернешься!
– Мамуль, сегодня я не приду, – твердо ответил молодой человек. – И завтра, скорее всего, тоже…
– Кертис, хватит мне лапшу на уши вешать! Хороший сын не бросит больную мать дома одну! Господи боже, за что мне это наказание! Даже твой голос изменился! Да тебя словно подменили! Ты точно с кем-то спутался!
Кертис понимал, что Орхидея, как это обычно и бывало, пытается играть на его чувствах, но сегодня он уступать не собирался.
– Мам, у меня важное дело…
– Даже слышать ничего не желаю! Я не хочу, чтобы…
– Замолчи! – сказал Кертис так резко, что напугал не только мать, но и самого себя. Повисла тишина. Собравшись с мыслями, он продолжил: – Сейчас я ничего объяснить не могу. Дело очень серьезное. И дома меня сегодня не будет. Возможно, и завтра я тоже не вернусь. Я хочу кое-кому помочь, понимаешь?
Казалось, прошла вечность, прежде чем она ответила.
– Возвращайся домой, – прошептала Орхидея надломленным голосом. – Джо, возвращайся, умоляю!
– Мама, – тихо сказал Кертис, – это я умоляю тебя: возвращайся к нормальной жизни. Уже давно пора. Ты не умираешь и вовсе даже не больна, а просто зачем-то себе это внушаешь. Но на самом деле ты здорова. Ты перестала ходить в церковь и общаться с людьми – это неправильно. Мамуль, нужно попробовать начать жизнь с чистого листа. Может, стоит навестить бабушку и дедушку, пожить у них немного, развеяться? По-моему, очень хорошая идея. Ты же знаешь, как дед любит, когда ты слушаешь, как он играет на гитаре. Наверняка он насочинял кучу новых песен!
Орхидея молчала. Из телефонной трубки доносилось только прерывистое и тяжелое сопение. Казалось, она вот-вот раскашляется.
– Никто тебе не поможет, кроме тебя самой, мамуль, – внушал Кертис. – Я говорю это лишь потому, что очень люблю тебя. Жизнь продолжается, и нельзя вот так взять и просто отказаться от нее. Джо ушел и уже никогда не вернется. Ты должна это понять и принять, и тогда все встанет на свои места.
За все это время Орхидея так и не произнесла ни звука.
– Мам, ты слышишь меня? – спросил Кертис.
– Возвращайся домой. Свет я не выключаю, – ответила она и повесила трубку.
Какое-то время Кертис внимательно слушал телефонные гудки, точно за ними скрывалось некое зашифрованное послание.
«Кажется, я знаю, что это за послание, – подумал молодой человек. – Шифр означает: „Твою мать не переубедить“. Сейчас она, как обычно, ляжет в постель, а завтра и послезавтра все повторится, и так будет снова, изо дня в день, пока однажды она не ляжет… в гроб. Как быть? Ума не приложу».
Кертис положил трубку, подошел к венецианскому окну и посмотрел на владения Люденмера.
«Живут же люди! Ну и красота! – восхитился он. – Да дом Гордонов и в подметки не годится этому великолепию!»
Дождь прекратился, но вода по-прежнему отовсюду струилась и капала. День шел на убыль, и под темнеющими свинцовыми тучами мир погружался в вечерний сумрак. Кертис подумал было вновь связаться с Ниллой, но тут же отказался от этой мысли.
«Пускай восстановится, – решил он, – да и мне не мешает отдохнуть».
Внезапно Кертис почувствовал, что в комнате есть кто-то еще. Он обернулся и увидел в дверях служанку. Видимо, это и была Мэйвис.
– Сэй, – прочистив горло, обратилась она к нему с той самой раболепной мягкостью в голосе, про которую мистер Крэйбл напоминал при каждом удобном случае, – не желаете ли вы отужинать?
– С удовольствием. Но я никакой не сэр, а просто Кертис.
Мэйвис смущенно кивнула. Она не понимала, как чернокожий юноша может гостить в доме Люденмеров, ночевать в роскошной спальне для белых и при этом быть просто Кертисом.
Мэйвис с интересом оглядела его с ног до головы. Заметив фуражку, лежавшую на столе, она спросила:
– Можно задать вам вопрос? Вы солдат?
