Что ж, вот так, под радостные крики тысяч москвичей, кортеж и двинулся мимо Петровского Путевого дворца. Мы приветствовали собравшихся. Глядя на то, как грациозно и величественно Иоланда отвечает на коллективный восторг, не мог не отметить, что опыт массовых мероприятий в Италии не прошел даром. Впрочем, возможно, это у нее наследственное. Но явно не по черногорской линии, хмыкнул я сам себе. Ибо судя по Николе и его супруге, аристократизм там, скажем мягко, пока лишь в первом поколении. Нет, тут кровь тысячелетнего Савойского дома, вне всяких сомнений. Кровь многих и многих поколений державных правителей, всех этих графов, маркграфов и герцогов Савойи, князей Пьемонта, королей Сардинии, Италии, Испании, Албании, Хорватии, Кипра, Иерусалима и даже Армении.
Ну, и Рим есть Рим. Вечный город. Этим сказано все. Пусть не такая икона стиля, как Париж, но… Впрочем, какой еще Париж? Руины одни. Интересно, какой Иоланде видится Москва после Рима? Когда-то византийская принцесса Софья Палеолог, видевшая Константинополь и Рим, была просто потрясена, увидев древнюю Москву и двор Ивана III. Думается, что на принцессу вид моей столицы производит не менее гнетущее впечатление. Впрочем, и на меня тоже. Я-то помню Первопрестольную совсем другой, величественной и огромной, а не этим сборищем разнокалиберных небольших домишек, узких улиц и всякого рода лавок с приказчиками.
Где она, моя Москва? Где сотни миллионов огней, где пестрые толпы спешащих по своим делам горожан, где тот, никогда не спящий сияющий бесконечный мегаполис, который я знал и любил? Где широкие проспекты, где миллионы автомобилей? Я даже готов был ностальгировать по знаменитым московским пробкам. Впрочем, в последние годы их становилось уже явно меньше…
Я встрепенулся от того, что Георгий вскочил и также принялся приветствовать толпу. Что ж, имеет право. Пусть привыкает. Да, он не наследует престол Всероссийский, но право быть сыном императора у него никто не отнимет.
Иоланда держалась хорошо. Улыбка не сходила с ее лица, ее движения были отточенными и выверенными настолько, что выглядели естественными и грациозными от природы, а взгляд наверняка будет сегодня же растиражирован сотнями тысяч экземпляров по всему миру.
Не знаю, что творится у нее в душе, но моей очень сильно хотелось послать все вокруг ко всем чертям. Ко мне приехала девушка, которая, вероятнее всего, станет моей женой, а я даже не могу с ней перемолвиться ни одним искренним словом. Мы улыбаемся другим, мы приветствуем других, мы произносим речи им, но будь проклят протокол, вынуждающий двух людей, которые стремились друг к другу через тысячи километров, теперь изображать не пойми что и ради чего. С каким бы удовольствием я променял бы сейчас этот роскошный лимузин и восторженные толпы на обыкновенную садовую лавочку в Марфино и простой человеческий разговор по душам!
Но нет. Едем, улыбаемся, машем.
Подданные должны видеть своего императора и его будущую счастливую невесту, которая вскоре станет их императрицей. Конечно, некоторая толика восторга перепадает и едущим позади нас. Но разве могут сравниться прием москвичами черногорской королевской четы и прием принцессы Савойской? Нет, конечно. Я даже не уверен, что большинство из присутствующих может точно сказать, где эта сама Черногория находится. Впрочем, еще меньше людей сможет внятно объяснить, где находится Савойя. Но это и неважно абсолютно. Не для того господин Суворин ест за казенный счет вкусную черную икру вприглядку с белым хлебом и сливочным маслом. Восторг Иоланде гарантирован.
Кортеж плыл по улице среди толп, обступивших тротуары с обеих сторон. С крыш специальные люди бросали заготовленные заранее ленты и конфетти. На Тверской Глинкой грянул хор и военный оркестр.
Славься, славься, наш русский царь!
Господом данный нам царь-государь!
Да будет бессмертен твой царский род,
Да им благоденствует русский народ.
Где можно спрятать лист? В лесу. Как можно спрятать приготовления к прибытию принцессы? Приготовлениями к другому официозу. Да и то велись эти приготовления в строжайшей тайне и были официально оглашены лишь после того, как дирижабль «Империя» пересек нашу границу и я смог впервые за все эти дни более-менее выдохнуть.
Дирижабль, отправленный в Италию в совершеннейшей тайне, секретно-официально вез в Рим следователей из Москвы. А назад он формально вообще летел пустой, а на дозаправке в Каире из него никто лишний не только не показывался, но даже в иллюминатор носа не казал. Лишь позже, когда «Империя» уже пересекла Кавказский хребет, было объявлено об официальном визите в Россию короля Черногории. И лишь на самом аэродроме была явлена Москве и миру главная персона этого визита.
Разумеется, у меня все было готово к такой внезапной смене акцентов, и толпа, собравшаяся встречать королевскую чету Черногории, быстро переключилась на новое главное лицо дня.
Слава, слава, греми Москва!
Празднуй торжественный день царя,
Ликуй, веселися, твой царь грядет!
Царя-государя встречает народ.
Все выглядело чинно и благородно. Официальный визит. Августейшие дед с бабкой привезли любимую внучку. Внучку, которая, как уже официально объявлено, прибыла для обряда помолвки и последующего венчания. И, разумеется, для последующей коронации в качестве императрицы Всероссийской.
Пресса беснуется, толпа заходится от восторга и верноподданнических чувств.
Только знал бы кто, как это все работает на самом деле. Какие силы и какие персоны остались вне ярких лучей софитов. Скольких персон на самом деле привезла в Москву «Империя», сколь деликатные вопросы мне предстоит с ними обсудить не под протокол. Одна делегация из Ватикана чего стоит. А там такие, не дай бог, персонажи, что не к ночи будут помянуты они и многовековой род их.
Да и итальянская королевская делегация была несколько шире заявленного. Что тут поделать, не все любят, когда их имя мелькает в прессе. Имеют на то свои вековые причины и тысячелетние основания.
Рим вовсе не случайно Вечный город. И там все не совсем так, как об этом пишут в официальных учебниках истории.
По существу, мне предстоял экзамен на допуск во взрослую лигу, когда основные движущие силы происходящего остаются далеко за пределами газетных полос и объективов кинокамер.
И вот уже скоро, как только схлынут в центр последние остатки толпы с Ходынского поля, выйдут из дирижабля те, с кем и буду я решать те самые реальные вопросы. И ждет их вовсе не открытый лимузин и толпы восторженной публики, а скрытый от чужих глаз секретный вокзал Ходынского узла, бронированный неприметный вагон и охраняемая территория в Кусково.
Такая вот пацанская стрелка.
Но визуально – все официально, чинно и благородно. Улыбаемся и машем.
МОСКВА. ТВЕРСКАЯ УЛИЦА. 19 июля (1 августа) 1917 года
