И господин Суворин.
А он выжмет из этого случая все, что только возможно.
И почему-то я уверен, что подвиг этот никак не входил в планы британского командования, явно предпочитавшего, чтобы немцы прорвали фронт и как можно глубже увязли на бесконечных российских просторах, связывая все возможные германские резервы и избавляя другие участки фронта от повышенного давления со стороны немцев. Да и Россию такой прорыв заставил бы снимать войска с других фронтов, резко ограничивая наши наступательные возможности на юге.
Но сложилось, как сложилось. Простые британские солдаты совершили подвиг и подложили свинью британскому руководству. Что ж, и так бывает.
Все смешалось в этой войне.
ИЗ СООБЩЕНИЯ РОССИЙСКОГО ТЕЛЕГРАФНОГО АГЕНТСТВА (РОСТА) от 23 июля 1917 года
В Севастополе продолжаются работы по подъему линкора «Императрица Мария», погибшего в результате германской диверсии в 1916 году. Все работы ведутся под руководством генерала по флоту Алексея Крылова.
Вчера линкор успешно всплыл на поверхность вверх килем. Непосредственно операцией руководили адмирал Василий Канин и инженер Сиденснер. В настоящее время ведутся операции по стабилизации его надводного положения для дальнейшего буксирования и введения корабля в док. После полной герметизации корпуса линкор планируется перевернуть и поставить на ровный киль, что даст возможность начать работы по его восстановлению.
Возвращение линкора в строй планируется в 1918–1919 годах.
Мы будем следить за ходом работ.
МОСКВА. КРЕМЛЬ. ДОМ ИМПЕРИИ. 23 июля (5 августа) 1917 года
Бумаги, бумаги, бумаги…
Порой я чувствую себя не всемогущим самодержцем, не блистательным правителем огромной империи, не мудрым Верховным Главнокомандующим, а самым обыкновенным бюрократом, клерком, который ходит на службу лишь для того, чтобы перекладывать с места на место тонны бумаг, делая на них никому не нужные пометки. Но клеркам легче – они могут хотя бы имитировать бурную деятельность, а императору это все же недоступно, ведь каждая его пометка или завитушка немедленно приобретает высочайший статус, и документ идет дальше в работу со всеми вытекающими из завитушки последствиями.
Я хмуро откинулся на спинку кресла. Овальный зал, служивший мне официальным кабинетом, давно не видел меня. Да, давно уже Марфино стало мне вторым домом, и тот куда более невзрачный и небольшой кабинет для меня привычнее и милее, чем весь этот строгий официоз, который окружал меня в Доме империи. Хорошо еще, что из Большого Кремлевского дворца удалось сбежать, а то сидел бы там, словно в золотой клетке.
М-да. Три дома – и словно три разных мира.
Большой Кремлевский императорский дворец – символ царской роскоши и величия государства. Помпезный, сверкающий и демонстративно богатый дворцовый комплекс. Все эти корпуса и залы, все эти коридоры и лестницы, наполненные угодливыми лакеями в дворцовых ливреях. Тронный зал и сам престол Всероссийский.
Дом империи – строгий официоз, наполненный холодной милитарной эстетикой имперской власти. Штаб, где встретить человека в дворцовом мундире можно лишь в случае, если этот человек – гражданский министр, прибывший ко мне на совещание. Всем остальным заправляли офицеры и генералы. Разве что Евстратий да фрейлины и прислуга принцессы выбивались из этого ряда.
Был еще Петровский Путевой дворец, но я его воспринимал, скорее, как комфортабельную гостиницу и выездной офис рядом с аэродромом и железнодорожной станцией, но никак не свой дом.
Ну, и Марфино – тихая, уютная усадьба на берегу прекрасного пруда, окруженная лесом, надежно отсекающим меня от звуков, дымов и запахов большого города. И мне очень нравилось, что дом в Марфино – это отнюдь не Александровский дворец в Царском Селе, а именно загородное имение, где нет вот этой всей гнетущей дворцовой атмосферы.
Откровенно говоря, я бы здесь вообще не сидел ни одной лишней минуты, но Кремль был самым близким местом к Марфо-Мариинской обители, где под руководством моей тетки великой княгини Елизаветы Федоровны сейчас готовилась к переходу в православие Иоланда. И не то чтобы я чего-то опасался и находился в готовности рвануть через два моста ей на выручку, но все равно предпочитал был ближе к месту событий. Вот и приходилось коптить потолок Овального зала своим присутствием, разгребая накопившиеся бумаги и изучая свежие отчеты.
Вздохнув, вновь пододвигаю к себе стопку бумаг.
Итак, отчет господина Суворина. Анализ общественного мнения, реакция масс на Двинск и Болгарию, на наступление в Румынии. Смакую фразу «…под командованием Его Величества Фердинанда I Румынского…» Это да, под командованием так под командованием, ничего не скажешь. Особенно с учетом того, что мой царственный румынский собрат после приятного во всех отношениях вечера в Большом театре наутро соизволил пожелать отправиться на охоту, что я и повелел ему немедля организовать. Так что я даже не уверен в том, что он вообще в курсе того, что фронт, которым он формально командует, сейчас ведет наступление. Не думаю, что генерал Щербачев так уж сильно расстроится из-за того, что ему придется толикой славы поделиться с коронованным начальником. Лишь бы тот у генерала под ногами не путался и не источал во все стороны идиотские ценные указания. Так что пусть. Кесарю кесарево, а генералу генералово. После победы повешу царственному собрату очередную медальку, и пусть гордится. Уверен, что он Щербачеву вручит какой-нибудь орден на радостях.
Наступление меж тем продолжается и в Румынии, и в Месопотамии, где войска Юденича упорно продвигаются навстречу застрявшим британцам. Уверен, что я еще услышу от моего британского собрата призывы соблюдать оговоренные на Петроградской конференции зоны разграничения, которые мы пока с успехом игнорируем. Удастся ли нам расширить итоговые зоны оккупации? Трудно пока сказать, но в любом случае разговор с позиции силы более эффективен, чем разговор с позиции просителя, не так ли?
А Двинск, невзирая на подвиг британцев, мы потеряли, чем осложнили себе жизнь на всем участке, включая потерю возможности перебрасывать войска вдоль фронта по железной дороге. 38-я дивизия пока держится, но ясно, что деблокировать мы ее пока не можем, а надолго их не хватит. Впрочем, они действительно оттягивают на себя значительные силы немцев, которых германцам, возможно, и не хватило в том бою с британским бронедивизионом.
Просмотрев бегло отчет Минвооружений об испытаниях на полигоне двух образов танков Рыбинского завода, я скептически поморщился. Нет, с одной стороны, лучше такие танки, чем никаких, но с другой стороны, эти бронированные вагоны, наступающие задним ходом на вражеские позиции, были бы весьма полезны именно сейчас ну вот хотя бы под тем же Двинском, а по факту – армия их сможет получить разве что в следующем году, когда надобность в них будет весьма сомнительной.
Разумеется, иметь товарное количество танков прорыва, вооруженных 107– и 75-миллиметровыми орудиями, всегда приятно, но, во-первых, я-то прекрасно знал всю ублюдочность этой компоновки и ее конечную бесперспективность, во-вторых, я надеялся на получение в следующем году нескольких сотен легких танков, известных мне по моей истории как FT-17, ну а в-третьих, спрогнозировать потребности в подобных танках в 1918 году я вообще не мог. Возможно, и весьма вероятно, что к тому времени вся война и закончится, а в послевоенном мире танкам Рыбинского завода вообще не будет места.
