Она зарыдала. Горько и больно…
Я буквально выхватил ее из кресла и сжал в объятиях, покрывая поцелуями ее мокрое от слез лицо.
– Нет. Нет. Машенька, солнышко мое. Ты даже не представляешь, как мне трудно было удержаться от того, чтобы не…
Что? Что я должен был ей говорить? Что я вообще мог сказать?
– Машенька, радость моя, прости меня, дурака, какой же я дурак!
Мария потихоньку затихла в объятиях, прижавшись щекой к моему плечу, и лишь долго всхлипывала. Наконец она сказала:
– Да.
– Что «да», солнышко?
– Дурак. Это правда.
И шмыгнула носиком.
– Я знаю, счастье мое. Ты выйдешь за меня замуж?
Она подняла голову, посмотрела мне в глаза и прошептала:
– Да…
Я ощутил сладкий вкус ее губ.
МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. СОБСТВЕННЫЙ ВАГОН Е. И. В. ИМПЕРАТОРСКИЙ ПОЕЗД. 24 июля (6 августа) 1917 года
– Вот и Марфино…
– Уже? Я надеялась, что это никогда не произойдет…
– Но мы же не расстаемся. Мы будем вместе…
– Вместе для них. А я хочу быть вместе для нас…
– Вечером нам никто не помешает быть вместе только для себя…
– Вечером? Это же целая вечность…
– А завтра умчимся на лошадях…
– Там наверняка будет полно охраны…
– Есть еще охотничий домик в лесу…
– Охотничий домик? Как романтично…
Я вдыхал аромат ее волос и не хотел разжимать свои объятия.
Поезд лязгнул тормозами и остановился.
– Вот и все…
– Для нас все только начинается. Мы вместе навсегда…
На стук в дверь мы ответить не могли. Наши уста были заняты более важным делом…
МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ИМПЕРАТОРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ «МАРФИНО». 24 июля (6 августа) 1917 года
Вся огромная поляна у пруда взорвалась криками восторга, когда в темнеющем небе вспыхнул первый цветок яркого фейерверка. Никогда еще Марфино не видело такого празднества и, вероятнее всего, никогда больше не увидит.
Тысячи и тысячи зрителей, среди которых императоры, цари, короли и королевы, принцы и высочайшие персоны, премьер и прочие министры, генералы и адмиралы, иностранные послы, множество прочей челяди и несметное количество пионеров, глядели сейчас в праздничные небеса.
Я сидел на траве в окружении родных мне людей. Причем совсем не так, как мы сидели пять дней назад в том автомобиле. Нет! Мы сидели, прижавшись друг к другу, сидели как семья…
Мы повенчались с Машей через час после прибытия в Марфино. Это был экспромт, и главным заводилой тут выступил, как это ни странно, Георгий. Впрочем, наши с Машей лица вряд ли могли обмануть хоть кого-нибудь в первые же минуты после прибытия. И когда мы, вручив имениннику подарочный фотоаппарат, спросили у него:
– Ну, что ты хочешь сфотографировать первым?
Мальчик лишь лукаво улыбнулся и наглым образом заявил:
– Ваше венчание!
А я то ли был пьян чувствами, то ли по иной причине не нашел ничего лучшего, чем спросить у невесты:
– Ну что, готова к этому?
На что не менее безбашенная бывшая принцесса счастливо отрезала:
– Да хоть сейчас!
– Запросто! Евстафий! Отцу Николаю скажи – через час мы венчаемся!
Обступившая нас детвора во главе с Георгием взвыла от восторга, а мой камердинер убежал исполнять повеление.
И вот теперь, глядя на раскрасневшегося от выпитой водки отца Николая, который что-то явно богословское втирал не менее пьяному маркизу делла Торретту, я не мог не вспомнить о том, как тряслись руки попа во время церемонии и какой мертвенной бледности была его морда лица, когда ему сообщили о том, какой высочайшей чести он удостоен.
Да, все полетело в тартарары, все планы были нарушены, все расклады забыты, и вместо четко расписанного официального протокола державного венчания мы уподобились безбашенной молодежи куда более близкого мне времени. Но я был счастлив, и мне было плевать на все в этот момент.
Я был счастлив.
Впервые в этом времени.
Возможно, впервые в моей жизни.
Счастливое сумасшествие охватило меня и все Марфино.
Гости начали прибывать уже через час после венчания. Я никого не звал, но разве мог я отказать прибывшим? Монархи и министры, депутаты бывших Госдумы и Госсовета, военные и общественные лидеры, иностранные послы, купцы, промышленники и прочие персонажи, все они приезжали поздравить и засвидетельствовать, все они привозили подарки молодоженам и имениннику, все они привозили с собой что-то, что дополняло праздник и придавало ему воистину небывалый масштаб!
Специально организованные поезда только и успевали подвозить новых гостей, а мои хозслужбы только и успевали их размещать на поляне. И лишь чиновники службы протокола растерянно смотрели по сторонам, впервые в жизни видя, как массово чопорные и августейшие особы вдруг превращаются в обычных людей и начинают отрываться по полной.
Порой открывались совершенно удивительные вещи, после которых мне следовало пересмотреть мои взгляды на окружающую меня действительность. Так теперь я однозначно верю, что Росрезерв – это вечная и самая невероятная структура, в которой есть все и на все случаи жизни, а иначе как я могу объяснить тот факт, что министр имперского резерва генерал Хорват, словно по мановению волшебной палочки, организовал в Подмосковье за пару часов десятки монгольских юрт?! И такие чудеса происходили сегодня сплошь и рядом!
Что-то сломалось, что-то изменилось в привычной мне реальности, и я уже не знал, чего мне ждать в следующие часы.
Плевать. Ни о чем не хочу думать.
Прокудин-Горский и прочие фотографы с операторами Мининформа не только ведут протокольную съемку, но и рассказывают пионерам об этом хитром искусстве. И мы с Машей все чаще становимся объектами пионерских фото– и киноэкспериментов. Георгий, понятно, в первых рядах. Он центр внимания и гвоздь программы.
И он явно получает от этого всего кайф.
Еще бы! Ведь именно он заварил сегодня всю эту кашу. Ну, и я немножко.
Фейерверк взрывался в небесах все новыми и новыми огнями.
Тысячи пионеров будут с гордостью рассказывать своим внукам о том, как они были свидетелями на свадьбе императора. Легендарного, как я надеюсь, императора. Михаил Легендарный – это ведь звучит, не так ли?
МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ИМПЕРАТОРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ «МАРФИНО». 25 июля (7 августа) 1917 года
Задыхаясь:
– Что ты там говорил про «вынужден»?
