Но оказалось, что кроме красоты у меня есть и хорошие организаторские способности: я легко строила своих «Ландау» и «Курчатовых», вдохновляя их к новым свершениям и заставляя вовремя сдавать отчеты. К тому же я умела обращаться с начальством, легко выбивая средства и необходимое оборудование, и могла внятно обосновать необходимость переноса сроков выполнения работы, когда это было необходимо. Так что, когда Свидовский ушел на пенсию, я стала его естественной преемницей и единственной женщиной среди заведующих отделами, да еще такой молодой. Но только в стенах родного «ящика» я была женщина-кремень или «танк на шпильках», как меня прозвали коллеги. Выходя за ворота, я превращалась в мокрую тряпку под ногами Евдокимова.
Да, он снова появился в моей жизни. Нет, он не стоял на коленях с букетом роз перед моей дверью! Попросту не смог бы, потому что его правая нога была в гипсе, а в руках костыли. Жалкое зрелище. Не знаю, почему я его впустила.
Конечно, он был отцом моей дочери…
И мне было так чудовищно одиноко без Леночки…
И потом…
Я все еще его любила.
Не помню, какую лапшу он навешал мне на уши в этот раз, да это и не важно. В общем, он остался и вроде бы раскаялся, и я даже стала надеяться, что мне все-таки удастся создать нормальную семью, где у моей девочки будут не только бабушки, но и мама с папой. А потом я встретила его жену. В магазине «Ванда» на Большой Полянке. В очереди за польской косметикой. Конечно, мы с ней знали друг друга в лицо и даже пару раз говорили по телефону. Ничем хорошим это, правда, не закончилось. А тут она сама подошла ко мне:
– Привет!
– Здравствуйте…
– Хорошо выглядишь! Ты же вроде уехала? Вернулась, значит?
– Вернулась.
– Слушай, я чего сказать-то хотела… Ты вообще в курсе, что у Евдокимова есть любовница?
Я оторопела: не узнала она меня, что ли?! Или принимает за кого-то другого? Я же и есть любовница! Увидев, как я на нее таращусь, она поморщилась и за рукав вытянула меня из очереди к окну, сказав стоявшей за мной даме:
– Мы на минуточку! Мы не уходим! – А потом повернулась ко мне: – Ну что ты тупишь?! Еще одна любовница! И еще один ребенок! Твоей-то сколько уже?
– Моей? – Я никак не могла сообразить, сколько лет Леночке, наконец сосчитала: – Почти четыре!
– Ну вот, а у той пацану три с половиной! Представляешь?! Ну, Евдокимов – многостаночник! Короче, я документы подала на развод. Хватит с меня. И ты подумай! – Но я ни о чем думать не могла – рассеянно кивнула и пошла прочь. – Эй, ты куда! Ты что, стоять больше не будешь? Тогда я вместо тебя, ладно?
Я опять кивнула и ускорила шаг, слыша, как она за моей спиной убеждает очередь:
– Да стояла я тут, стояла! Ну, не я, не я, ладно! Вон, девушка пошла – я за нее!
Придя домой, я собрала все вещи Евдокимова и выставила за дверь. Он чуть не час бушевал на площадке, пока соседи не пригрозили вызвать милицию. Тогда ушел. Но, к сожалению, не навсегда. Как он меня доставал! Звонил, приходил домой и на работу, пачками слал письма! И я, чтобы избавиться от него раз и навсегда, не нашла ничего лучше, чем выйти замуж. Торопов Валерий Андреевич, мой коллега. Он давно за мной ухаживал и уже два раза предлагал руку и сердце. Я отказывала, а тут вдруг взяла и согласилась.
Я давно поняла, что Торопов считал наши отношения своеобразной игрой, надеясь просто переспать со мной. И замуж звал ради прикола – был уверен, что откажусь. А когда я внезапно согласилась, он слегка опешил, но деваться было некуда: произошло это при всех, и отыграть назад он не смог, чтобы не опозориться окончательно. В общем, честно признаюсь: я его поймала!
Ничего хорошего из нашего брака не получилось, и мы развелись через год, правда, я осталась при его фамилии – лень было менять документы еще раз. А от Евдокимова он меня действительно спас: тот приперся через пару месяцев после нашей с Тороповым свадьбы, и Валера взял разговор на себя, после чего Евдокимов больше не возникал никогда.
– Что ты ему сказал? – спросила я.
– Сказал, что сдам его в КГБ, если еще раз появится. Мы с тобой работники режимного предприятия, так что его навязчивое внимание заинтересует органы.
И как я сама до этого не додумалась?! И замуж бы не пришлось выходить…
Евдокимов умер, когда Леночке было десять. Они ни разу не виделись. Леночка про отца никогда не спрашивала, а мне не хотелось рассказывать, какой дурой была ее мать. Но с другой стороны, если бы не Евдокимов, то и Леночки бы не было. Конечно, я еще не раз пыталась как-то устроить свою личную жизнь, но потом поняла, что не хочу замуж. Мне прекрасно было и одной: поклонников хватало, а стирать кому-то носки и варить обеды я совсем не стремилась. Смыслом моей жизни была Леночка, и я с нетерпением ждала, когда она наконец окончит школу и мы с ней воссоединимся.
Какой же красивой барышней она стала! Именно барышней – благодаря воспитанию Онечки. Лена всегда очень прямо держала спину, гордо поднимая свою прелестную головку, увенчанную длинной светло-русой косой. Ярко-голубые глаза с длинными ресницами, тонкие, выразительно изогнутые брови, белая – просто фарфоровая! – кожа с нежным румянцем: Снегурочка, да и только. Лена была совсем не похожа на меня, но так красива! Но что самое поразительное: она совершенно не понимала собственной красоты.
К сожалению, мы не были с ней так близки, как мне хотелось бы. Конечно, она больше не поворачивалась ко мне спиной, демонстративно предпочитая Онечку, как в детстве, и вежливо радовалась моим приездам, но между нами всегда существовала легкая отчужденность. А как мучительно мне хотелось обнять свою девочку, расцеловать ее прелестное личико! Нет, Лена была весьма сдержанна в проявлении чувств и, как мне кажется, с легким недоумением наблюдала мои столь частые слезы. Но поговорить о ее взрослении и самооценке нам все же удалось. Мне кажется, Леночка удивилась, обнаружив, что с мамой вполне можно обсуждать такие интимные темы – это был первый шаг к нашему сближению.
А потом умерла Онечка, чуть не дожив до девяноста четырех лет. Лена в это время уже училась в десятом классе – прабабушка немного не дождалась ее аттестата зрелости.
Я приехала сразу. Дверь мне открыла Маняша:
– Ну, наконец! Иди! Не знаю, что мне с ней делать! Села и сидит уж который час!
Леночка и правда сидела на диване, положив руки на колени, и смотрела в никуда. Такая красивая, такая примерная девочка – и такая потерянная.
Я позвала:
– Леночка, детка! Что с тобой?
Она перевела на меня свой рассеянный взгляд, узнала… Губы ее задрожали, и моя дочь заревела взахлеб, как маленькая, протянув ко мне руки! Я бросилась к ней, посадила на колени, обняла, прижала к себе, стала целовать ее полные слез глаза, соленые щеки, всхлипывающий рот, дрожащие ручки: моя девочка, моя бедная девочка! Наконец – моя. Мы долго просидели, обнявшись. Несколько раз заходила Маняша, смотрела на нас и качала головой, а потом позвала из кухни:
