Публика была самая безобидная: несколько одиноких девушек – две из них смотрели в мониторы раскрытых ноутбуков, мама с детьми и небольшая компания деловых людей, сидевших за двумя сдвинутыми столами и шумно что-то обсуждавших. Иван приглядел столик сбоку, стоящий как бы в углублении, и уселся. Тут же подошла официантка с меню, Иван посмотрел и поморщился: ну и цены! А ты чего хотел? Это тебе не «Му-Му», да еще самый центр. Он выбрал какую-то кесадилью с курицей и большой стакан «Американо». Никого похожего на его блондинку пока не было видно.
Иван моментально расправился с кесадильей, которая неожиданно оказалась горячей и вкусной. «Вот ежели вареную курицу настрогать и запечь в лаваше с сыром, перцем и зеленью, как раз кесадилья и получится! Делать нечего, а тут такие деньги дерут», – подумал он и представил, как будет описывать Юке свой визит в «Шоколадницу», но тут же огорчился, вспомнив, что между ними все ужасно запуталось. Он отпил кофе и вдруг увидел Дарью – это точно была она, хотя уже не блондинка, а рыжая. Девушка тоже его заметила и явно занервничала. Иван поманил ее пальцем, и она нехотя подошла.
– Привет, красотка, – сказал он. – Как жизнь молодая?
– Ты зачем притащился? – спросила Дарья, испуганно оглядевшись по сторонам.
– Поговорить надо. Присядь-ка.
– Нам нельзя! Хочешь, чтобы меня и отсюда уволили? Слушай, чего тебе надо, а? Мало того скандала, что твоя баба устроила? Хочешь, чтобы мой Ильяс тебе навалял?
– А он со мной справится? – засомневался Иван.
– Он-то? Да он бешеный! Так что отвали по-хорошему. У нас с тобой ничего не было – и не начинай.
– Точно не было?
– Верняк! Я с Ильясом тогда поругалась – приревновал он к Генычу, нашел к кому! И ушел, дверью хлопнул. Гордый! Ну, я и напилась с горя. С тобой вот сдуру поехала. А потом у меня живот прихватило. Отравилась чем-то. Ты дрых, а я из туалета почти всю ночь не вылезала.
– То есть мы с тобой не спали?
– Да говорю же, в сортире ночевала! Потом нашла у тебя в аптечке уголь активированный, загрузилась, полегчало. Еще чай пила крепкий. Вот и все.
– А почему я в одних трусах был?
– Откуда я знаю! Разделся, наверно! Я за тобой не следила. Слышу – храпишь, ну и ладно. Мне вообще ни до чего было.
– А записку в мой почтовый ящик ты опустила?
– Какую еще записку?! Да я не знаю, где ты и живешь! Туда на такси ехали, я пьяная была, утром выскочила, тоже тачку поймала. Так что отцепись от меня. А то, не дай бог, Ильяс узнает, нам мало не покажется. Ясно тебе?
– Да-а, ясно, что ничего не понятно. Ладно, извини.
– А что в той записке-то? – не смогла сдержать любопытства Дарья.
– А это не твоего ума дело. Лучше счет мне принеси, – ответил Иван и рассеянно отхлебнул остывший кофе. Да, похоже, он свалял дурака, когда так разволновался из-за этой дурацкой записки. И Юку расстроил. Надо срочно ей рассказать, что вся история – просто несусветная глупость. И вообще, он ни в чем не виноват. Вот, знал же, знал, что не спал с этой бывшей блондинкой! Знал и сам себе не верил.
Иван решительно набрал номер Юки. Потом сбросил звонок и замер, глядя в пространство. Вместо радостного облегчения, только что наполнявшего его душу, вдруг, словно открывшаяся рана, засвербела обида: он так страдал все это время, угнетаемый чувством вины, а все почему? Да потому что Юка ему тогда не поверила. Хотя он никогда не давал повода усомниться в собственной верности. И пытался ей все объяснить – так она же не слушала! Но откуда же все-таки взялась эта проклятая записка?
Иван достал листок и рассмотрел повнимательнее: и правда, цифры на обороте: «11857». Или «37»? Да нет, точно «57» на конце. Что бы это могло быть? Почему-то и число, и само написание цифр показались Ивану знакомыми. Он попросил у официантки, подошедшей со счетом, ручку и написал под карандашной записью: «11857», потом еще раз. Да, сомнений нет: именно так криво он и пишет восьмерку! И всегда ставит поперечную черточку у семерки. Ну, и что это значит?! Может, он сошел с ума и сам себе написал записку?! Но в тексте почерк точно не его! И тут Ивана осенило. Он хлопнул себя по лбу, вскочил и рванул в сторону дома.
Ближе к ночи он все-таки позвонил Юке. Сообщил, что все выяснил: с блондинкой не спал, так что записка не имеет к нему никакого отношения. «Понятно», – растерянно ответила Юка, пораженная его холодным тоном. Она хотела спросить, когда он вернется домой, но не успела – Иван повесил трубку. Он не приехал домой ни в этот вечер, ни на следующий день, ни потом, а на ее вопросительный звонок сухо ответил: «Извини, я сейчас занят».
Глава 4
Блуждание в потемках
Время шло, а расследование дела «чулочного убийцы» с места не сдвигалось: новых данных о личности убийцы не прибавилось, хотя все и были уверены, что это именно Норт. Похоже, жертвы он выбирал случайно, руководствуясь лишь общим внешним сходством девушек. Никаких пересечений между преступником и жертвами так и не нашлось, только географическое: они обитали как бы вокруг Измайловского парка: Норт – на Третьей Парковой, первая девушка – рядом с метро Измайловская, вторая – на Свободном проспекте, третья – на шоссе Энтузиастов. Единственной нитью, ведущей к преступнику, были чулки, которыми он душил свои жертвы и которые подкинул в комод Юли, – все они, разного качества и дизайна, были выпущены в начале 2000-х.
Ничего не дал и опрос соседей: Норт жил уединенно, ни с кем не общался, да и старых жильцов, которые могли помнить его семью, почти не осталось. Нашлась одна старушка, любительница смотреть в окно, и она рассказала, что Норт часто по вечерам куда-то уезжает на машине. Норта хорошо помнили в школе, тем более, что одна из его одноклассниц там теперь и работала – преподавала математику. Она поведала, что Норта не слишком любили в классе, хотя девочки на него и заглядывались: Эвальд был красивым парнем, только высокомерным и замкнутым. В старших классах он стал дружить с Алисой Степановой, которая бегала за ним чуть не с первого класса, как собачонка. После школы Алиса куда-то уехала, хотя ее родители и сейчас живут в соседнем доме с Нортом. Поляков сам поговорил с матерью Алисы. Сначала она отмалчивалась, но потом не выдержала:
– Мерзавец он, ваш Эвальд. Девочка моя бедная так из-за него настрадалась! Один свет был в окошке – все Эвальд да Эвальд. А он ее бросил. В институт поступил, тут же и бросил. Конечно, мы люди простые, куда нам до ихних высот! Только не по-человечески это, вот что я вам скажу. Как так можно – то целовались-миловались, а то мимо пройдет и не взглянет. Ну, моя дурочка и кинулась вены резать! Хорошо, спасли. Потом мы ее к моему брату в Саратов переправили, подальше от Эвальда. Там она выучилась на повара, работу нашла, замуж вышла. Внука мне вот недавно родила! Все хорошо у нее, слава богу. А этот… Даже не здоровается! Да больно нужно мне его здравствование! Гордыня непомерная, как и у родителей. Вечно нос задирали, аристократию из себя корчили. Сестра его – та попроще. После смерти родителей домой вернулась, а то где-то все шаталась. Красивая, ничего не скажешь. Накрашена всегда, юбки по самое не балуйся, каблучищи. Артистка одно слово! Весело жила, как соседи говорили. Вечные пьянки-гулянки, как это брат выдерживал, уж и не знаю. Он же такой весь из себя лорд, плюнуть некуда. Не курил, не выпивал. Музыкой увлекался, Алиса говорила. Пластинок этих тьма у него была. Все какой-то джаз слушал, балдел от него. Алиса пыталась вникнуть, но не зашла ей эта нудятина…
