Закончив свою пламенную речь, Либерман вытер пот со лба.
— А если человек не захочет заходить в такую сеть? — с трудом выслушала его Зина.
— Но змеи ведь завораживают! — Аарон Моисеевич все не мог остановиться. — Взгляд змеи гипнотизирует свою жертву — мышей, кроликов, и те сами, добровольно, идут ей в пасть. Ну а человека можно заворожить благими намерениями этой идеи, большими возможностями, лживой свободой, иллюзией востребованности, выбора... Ну и готово: он добровольно зайдет в змеиную пасть, хотя бы чтобы просто посмотреть. Змеи — это лучшие друзья спецслужб...
— Выходит, змея — идеальная схема для проведения любой спецоперации? — уточнила Зина. Откровения герпетолога просто бросило ее в холодный пот — уж слишком они соответствовали ее собственным мыслям, просто повторило их.
— Разумеется! Манера поведения змеи, ее повадки — это просто пособие для спецслужб. Змея обвивает кольцами все туже и туже, извивается, обволакивает... Значит, можно вовлекать в нужные кольца все больше и больше людей! А раз так, то этим людям можно насаждать нужную идеологию, разрушая их изнутри — уколом яда в мозг. Проводить в массы свои идеи, когда все эти люди уже обвиты кольцами змеи...
— Это было бы очень страшно. Но как же разум? — вздрогнула Зина.
— Что разум? Разум парализован змеиным ядом. А сердце — сердце вообще отключено. И с каждым днем таких пораженных становится все больше и больше.
И Зина поняла, что ей нечего возразить Либерману.
Она вышла от него с тяжелым чувством. Несмотря на то что она узнала слишком много новой информации, тревога ее не оставляла. И причиной тому были слова ученого о змеях и об операциях спецслужб.
Крестовская представила себе спецоперацию под кодовым названием «Мамба», когда «змея» развивает свои кольца, охватывая все больше и больше людей, и вдруг резким броском поражает их голову, лишая мозга. Человек теряет свою личность, гонится за фальшивыми целями и в этой иллюзии растрачивает все самое лучшее, что в нем есть. Попросту перестает быть человеком.
Зина стало по-настоящему страшно. И не только от масштабного ужаса этой теории, но и потому, что нечто подобное разворачивалось совсем рядом, и жертвами становились обычные, ничего не подозревающие и ни в чем не виноватые люди.
Спецоперация Бершадова? Черная власть мамбы, одним ударом в голову напрочь лишающая мозга? Страх, страх... Зину полностью поработил страх, хоть она и не понимала до конца причину его... Но все ее тело била противная, предательская дрожь...
ГЛАВА 17
16 марта 1940 года, Одесса
Было около шести утра, когда Зина тихонько выскользнула из квартиры, стараясь закрыть дверь аккуратно, чтобы не разбудить соседей.
Виктор еще спал. Поневоле она подумала, что, скорей всего, когда он проснется, то вообще не заметит ее ухода. В последние дни их отношения напоминали сожительство двух соседей по коммунальной квартире или по странному социалистическому общежитию, в котором мужчина и женщина могут просто так жить в одной комнате.
Впрочем, оба уже давно не замечали, что они мужчина и женщина. Зина уже и думать забыла, когда Виктор прикасался к ней в последний раз. Но странное дело — ей и не хотелось этого. Она больше не таяла от его прикосновений. Сердце ее не замирало, сладко застывая в груди, стоило ему хоть случайно коснуться ее кожи. Она... не хотела его. Более того, его прикосновения стали внушать ей отвращение. И Зина делала все, чтобы Барг больше не прикасался к ней.
Все это означало молчать. Отстраненно смотреть в другую сторону и больше не встречаться глазами. Молчать о своих делах. Ничего не говорить о том, куда уходит и когда придет. В последние дни они почти не разговаривали друг с другом. А слова, которыми обменивались, можно было пересчитать на пальцах одной руки.
Они даже питаться стали раздельно. Больше не было совместных ужинов, которые готовил Виктор. А Зина вообще не готовила — не любила, да и не умела. Для нее проще было перехватить какой-нибудь бутерброд, чем торчать у плиты. Оба они ели вне дома. А того, что приносил Виктор, например, молоко, Зина терпеть не могла. Поэтому между ними росла пропасть, огромная пропасть. И заполнить ее ничего не могло.
И даже то, что они спали в одной постели, ничего не означало — повернувшись друг к другу спинами, каждый из них оставался в своем мире. И миры эти больше не соприкасались друг с другом.
Поначалу Зина старалась понять, как это произошло. Как это вообще происходит, что люди становятся абсолютно чужими друг другу. Но в последний момент произошло самое плохое — она вдруг почувствовала, что ее стало раздражать присутствие Виктора в ее комнате. И ничего поделать с этим она уже не могла.
Что ждет их дальше? Крестовская не хотела думать об этом. Будущее представало для нее темным облаком, всплывающим из-за горизонта и застилающим дневной свет. Она не понимала, что находится там, за этим облаком. И есть ли там, в этом будущем, Виктор. Думать об этом она не могла. Мысли ее были заняты расследованием, и Барга в них не было. Впервые в жизни не было!
И все, что оставалось в реальности, — только жалкие роли соседей по коммунальной квартире, не скандалящих, но и не разговаривающих друг с другом. И, уж тем более, делиться своими переживаниями им не было никакой необходимости — по одной простой причине: там, где равнодушие сменяет любопытство, слова оказываются не нужны.
Крестовская тихонько выскользнула из дома, ежась от ночного холода. Март по-прежнему был суровым, складывалось впечатление, что он недоволен людьми и наказывает их зимней свирепостью. И Зина отлично понимала его чувства: сама она, будь ее воля, сделала бы с людьми то же самое. Если бы могла.
Путь ее лежал по еще спящему городу к моргу. Ей было необходимо поговорить с Кобылянским. Она знала, что к шести утра он точно заступит на дежурство на сутки, а потому высиживать дома больше не могла.
Кобылянский, как она и ожидала, был уже на месте и встревожился, увидев ее.
— Что такое? Что случилось? Ты здорова? Извини, но очень плохо выглядишь. Уж очень ты бледная!
— Что не так? — Зина, переждав его вопросы, отвела глаза в сторону.
— Ну... Ты вся белая. И глаза нездорово блестят. Извини, я все же врач! Ты, что, не спала несколько ночей подряд?
— Да, я не спала несколько ночей подряд, — кивнула Зина. — Но это не имеет никакого значения.
— Что значит не имеет? Может, расскажешь, что происходит?! — Кобылянский не на шутку встревожился.
— Да так, столкнулась кое с чем, — отмахнулась от него Зина. — О таком лучше не знать. Тебе так точно. Слишком уж отвратительно. Сон уходит по-взрослому. Расскажу... как-нибудь потом... — она вздохнула и перевела тему разговора. — Что с твоим красноармейцем?
