Зина вернулась к газете и принялась читать дальше.
23 августа 1939 года был подписан Пакт Молотова-Риббентропа. Это был пакт о ненападении, по которому Германия обещала не нападать на Советский Союз. И по секретному, дополнительному протоколу к этому пакту Бессарабия попадала под советскую сферу влияния. Это влекло за собой кардинальное изменение политики СССР в отношении всего этого региона.
В 1939 году советские войска вошли в Польшу и присоединили к СССР Западную Украину и Западную Белоруссию. Это очень сильно насторожило румынское правительство, которое чувствовало грозящую угрозу со стороны СССР.
В начале 1940 года Румыния согласилась передать в пользование нацистской Германии свои месторождения нефти в Плоешти. Это были единственные разведанные месторождения в Европе к 1940 году. В обмен на это Германия обязалась гарантировать Румынии политическую и военную защиту. Немцы начали поставки трофейного польского оружия в Румынию, стремясь перевооружить и укрепить румынскую армию.
Однако события развивались не так, как ждала Румыния. 8 февраля 1940 года румынские власти обратились к Германии относительно «возможности агрессии со стороны СССР». На что германский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп заявил, что немцев не интересует положение Румынии и что он исключает любую советскую агрессию. Донесения румынской разведки о том, что СССР укрепляет и усиливает армию на границе с Бессарабией, остались без ответа.
ГЛАВА 19
В марте 1940 года на сессии Верховного Совета СССР Вячеслав Молотов заявил: «У нас нет пакта о ненападении с Румынией. Это объясняется наличием нерешенного спорного вопроса о Бессарабии, захват которой Румынией Советский Союз никогда не признавал, хотя и никогда не ставил вопрос о возвращении Бессарабии военным путем».
Тогда же, в марте 1940 года, премьер-министр Румынии высказал озабоченность относительно речи Молотова и обратился к Германии с просьбой повлиять на мнение СССР относительно Бессарабии. На что получил ответ, что безопасность Румынии напрямую зависит от выполнения ее экономических обязанностей перед Германией.
Ситуация накалялась. Румыны стали стягивать войска к границам с СССР. Прибрежные к Днестру села была заняты румынскими солдатами. Это вызывало недовольство местных жителей. Тут и там вспыхивали беспорядки. Местные жители, вооруженные чем попало, нападали на румынских солдат и агентов сигуранцы — румынской полиции. Поджигали административные центры румынской власти. В ответ на это румыны усилили аресты. Беспорядки вспыхивали все сильней, часто переходя в серьезные вооруженные конфликты. Это свидетельствовало о том, что намерения СССР насчет Бессарабии были выражены достаточно ясно.
Зина знала, кто подогревает беспорядки среди местного населения. Такие волнения служили одной цели: ослабляли и без того слабую, не имеющую опыта румынскую армию, превращали ситуацию в Бессарабии в очаг недовольства. На этом нестабильном, тяжелом фоне трудно было сохранять хоть какую-то видимость порядка. Зина прекрасно понимала, что и сама стала частью этой операции — самой серьезной военной операции, которую планировал Сталин в 1940 году.
Однако почему он медлил? Почему советские войска не переходили в наступление? Ответ на этот вопрос содержался в те статьях, которые Зина успела прочитать. Румыния имела военные гарантии Франции, а Сталин не хотел портить отношения с ней, с очень сильным государством в центре Европы. Плюс пакт о ненападении с Германией. Сталин ни в коем случае не мог напасть на Румынию первым. Но вот если бы Румыния первой напала на СССР, первой открыла военные действия — тогда было бы другое дело. Все выглядело бы иначе. Теперь Зина отлично понимала слова Бершадова о том, что самое главное — заставить румынские войска стрелять в сторону СССР.
И ей было страшно. Она не знала еще досконального коварства этого плана, не знала, что именно делали люди Бершадова в Бессарабии. Но в воздухе пахло войной. И эта война, неотвратимая, страшная, придвигалась все ближе и ближе.
— Все нашли? — Юрченко возник на пороге, когда Зина постучала в дверь костяшками пальцев. — Вы чем-то расстроены?
— Немного, — Зине было трудно скрыть охватившую ее дрожь.
— Не надо принимать все так близко к сердцу! Здесь много поводов для расстройства. Но надо уметь уходить от них.
— Я так не могу, — Крестовская вздохнула, чувствуя, что все прочитанное уже никогда не сможет забыть. — Даже если постараюсь — все равно не смогу.
— Сможете, — уверенно сказал Юрченко, — иначе здесь надолго не задержитесь. Когда приходят на работу в НКВД, отключают эмоции и сердце. Главное — это победить врага.
— Победить врага, — машинально повторила Зина, а все внутри нее кричало: враг — это кто? Кто на самом деле враг — убитые селяне, родители Софии Мереуцы, хитрый делец Гендрик, пропавший фанатик Игорь Егоров, Тарас со своей преступной любовью, напуганный Либерман... Кто враг? Или этот враг — она сама?
Крестовская поспешила покинуть помещение секретного архива, прекрасно понимая, что вернется сюда еще не раз.
Обдумывая все прочитанное, а также то, до чего додумалась сама, Зина медленно пошла по направлению к Приморскому бульвару. В этом районе города дорога плавно спускалась под уклон. Зина очень любила ту часть бульвара, к которой вела Торговая улица. Это была не парадная, не нарядная часть. Не та визитная карточка, причесанная картинка, которую принято показывать туристам. Здесь были совсем не благоустроенные склоны, да и аллеи выглядели не очень. Но именно здесь, в этой нижней части бульвара, лучше всего просматривалось море. Здесь был удивительный морской воздух. Он насыщал легкие не отходами портового мазута, смазочных масел стоящих в порту кораблей. Здесь водная гладь и тишина представали во всей красе.
И можно было кутаться в этот вид открытого моря, как в драгоценную шаль, не боясь, что оно порвется на плечах или стеснит грудь. Здесь была удивительная свобода побыть в одиночестве, и Зина больше всего на свете любила это место.
Здесь можно было думать в тишине, не боясь, что кто-то каким-то звуком или шумом прервет твои мысли или нарушит покой.
Крестовская опустилась на скамейку под большим, раскидистым каштаном. На деревьях еще не было листьев, и голые ветви смотрелись довольно уныло, навевая тоску. Земля была совсем влажной. Только сошел снег, и почва еще не успела просохнуть под лучами теплого весеннего солнца. оттого в воздухе все время стояла не проходящая сырость, и казалось, что ноздри постоянно забиты водой.
В этом влажном воздухе холодной одесской весны очень плохо проходили простудные заболевания. И люди, не привыкшие к влажному морскому климату, именно сырой весной больше всего мучились от простуды. Однако Зина, родившаяся в этих краях и всю жизнь проведшая здесь, воспринимала сырость и влагу всего лишь как данность, не обращая на это никакого внимания. И теперь мокрая, сырая погода не мешал ей обдумывать все то, что больше не оставляло покоя в ее душе.
