Было очевидно, что СССР готовится к большому вторжению в Бессарабию, и произойдет это довольно скоро. Возможно, через месяц или два. Все силы одесского аппарата НКВД были сняты с поисков бесконечных врагов народа и направлены на дестабилизацию обстановки в приграничных селах. И это была самая важная работа разведки — тыловая работа изнутри.
Зина вдруг задумалась: интересно, а какая концентрация в Одессе войск, и сколько войск сосредоточено на границе с Бессарабией? Ведь если начнется вторжение, то войска выступят непосредственно из Одессы. Более того — все это будет делаться при участии местного военного гарнизона.
Интересно, что думает глава Одесского военного округа обо всем этом? Впрочем, сомнений нет — он в курсе готовящейся операции и принимает в ней участие так же, как и все остальные силы.
Теперь Зина понимала, почему Бершадов был окончательно и бесповоротно переведен сюда, в Одессу. Потому, что человек с таким скользким, опасным и изворотливым умом при подготовке подобной операции будет просто незаменим.
Крестовская мало смыслила в разведке, но даже она понимала, что диверсионная, подрывная работа среди местного населения для полной дестабилизации в регионе — это самая тяжелая работа. Это очень непросто сделать. Необходимо внедрить своих агентов в среду местных жителей, сделать так, чтобы им поверили. Найти и указать на врагов. Именно в таком деле и был незаменим Бершадов. Его ум мог найти самые окольные пути в дебрях любого человеческого разума, приводящие к успеху.
Зина вдруг подумала, что ум Бершадова чем-то похож на змею — такой же изворотливый, скользкий и опасный. Не имеет никаких человеческих привязанностей, ни к кому не испытывает чувства доброты или привязанности. И в самый неподходящий момент готов нанести смертельный удар, противоядия от которого не существует. Зина прекрасно знала, как жалят укусы Бершадова. Ей подумалось, что такой человек является идеальным продуктом советской системы. Более того — он просто незаменим.
У него нет жалости и теплоты ни к своим, ни к чужим. Ради идеи он готов пожертвовать сотнями человеческих жизней, причем и своей. Он готов работать как автомат, выдумывая все новые и новые ходы, до тех пор, пока цель не будет достигнута и поражена.
Очевидно, он мучительно пережил провал операции «Лугару» и теперь решил внедрить нечто подобное, но с более эффективным результатом. Смешно было думать, что этот человек когда-то отступится от своей цели. В собственной жестокости его разум не знал покоя, и Зине все время казалось, что он разрушает не только окружающих, но и себя.
Ей было страшно интересно — что так сформировало в нем эту безжалостность, так разрушило его душу, что превратило в тот самый продукт, без которого система уже не могла обойтись?
А еще ей было просто страшно, когда она представляла, в какие дебри может завести его эта мстительность, эта фанатичная жажда победы, ради которой он готовил множество трупов, в том числе — свой и ее. Страшно думать о плане Бершадова. Но почему-то она не сомневалась ни секунды, что в этот раз он добьется успеха и цель будет достигнута. И с советской страной у него была одна цель.
И ради этой цели плелись все эти змеиные интриги, и концентрировались войска на границе, чтобы в любой момент начать секретную, необъявленную войну, в которой не будет ни победителей, ни побежденных. Зине подумалось: а кто вообще сказал, что в войне бывают победители, если на руках обеих сторон всегда остается пролитая кровь?
Она вспомнила, материалы, которые читала. Это были в основном вырезки, переводы из румынских газет. И тем не менее она поняла, что в Румынии испытывали тревогу. Во всех газетах были такие тревожные статьи, хотя на высоком уровне все это пытались скрыть. А вот советские газеты о Бессарабии вообще не писали.
Они вообще писали все, что угодно, но только не правду. И даже жители этих районов не знали, что происходит совсем близко от Одессы, что именно здесь, в этом регионе, готовится к своему началу война. Люди занимались своими мирными делами, ходили на работу и ничего не слышали о том, что на границе скапливаются войска. И о секретной операции НКВД, в которой важную роль играют змеи, они тоже ничего не знали.
От этого вопиющего лицемерия Зина содрогнулась: ложь, везде ложь, почему? А что будет, если сказать правду? Паника, страх, ненависть к тем, кто пытается развязать ненужную войну? Так, может, действительно не нужно об этом говорить?
Да, такая правда была смертельно опасна, это была мина замедленного действия. И она могла громыхнуть не на шутку. Именно ради сохранения такой тайны и существовали такие, как Бершадов, способные чужими жизнями это скрыть, как бы поместив в черный, непроницаемый ящик и навсегда выбросив от него ключи.
Крестовская очень долго и серьезно думала о том, что же делать дальше и как вести себя. Для нее самой было очевидно, что она должна докопаться до истины. Ведь покоя ей больше не будет, если она не узнает все. Что же остается дальше?
Узнать всю правду об этой операции. Найти человека, который играл в ней такую важную роль — Игоря Егорова. А дальше... Что будет дальше, она не задумывалась. Пока ей и этого было достаточно.
Теперь для Крестовской прояснялся четкий план действий: нужно обязательно снова сходить к Гендрику и заставить его сказать, куда собирался отправиться Игорь Егоров, в какой регион. Дальше — нужно любыми силами выбить из Гендрика то, что он знает о редких змеях. Ведь если Егоров знал о том, что в Одессу попала редкая ядовитая змея, то единственный, кому он мог продать яд, был Гендрик.
Он труслив, если под дулом пистолета заговорил один раз, то заговорит и второй. Значит, нужно снова идти в Шалашный переулок.
Немного успокоившись и поняв, что серьезно промерзла, Зина встала со скамейки и направилась домой. Весенняя сырость оказалась обманчивой. Крестовская чувствовала просветление в мыслях, однако холод во всем теле. Мороз пробирал ее до костей. Думая только о том, чтобы не заболеть, она быстро двинулась к дому.
23 марта 1940 года, Бессарабия, левый берег Днестра
До темноты было еще далеко, когда мужики поселка стали собираться на центральной улице. Говорили они негромко, сбиваясь в малочисленные группки по 2-3 человека. Кто-то держал в руке факел, обмотанный паклей, хорошо просмоленной настолько, что ее жесткие волокна казались абсолютно черными...
Однако факелов они пока не зажигали, ведь свет сумерек был достаточно ярок. Опустив вниз, мужики опирались на них, словно на деревянные дубины, при этом стараясь, чтобы концы пакли не волочились по земле.
Несколько раз мимо этого странного собрания молчащих мужиков с факелами проехал румынский конный офицер. Однако он ничего не сказал, лишь пару раз прогарцевал по центральной части дороги, потеснив тех, кто стоял поближе к домам.
— Посторонись! — крикнув и придержав лошадь, офицер остановился, едва не врезавшись в кучку этих самых мужиков, стоявших прислонившись к деревянной изгороди и опираясь на смоляные факелы. — Собираться не велено! По домам! — очень нетвердо на всякий случай скомандовал он. Было видно, что он враз потерял свой кураж, а заодно и свой бравый вид.
