Это была ее судьба. Она шла по своему пути, и оставалось принять его полностью. Другого она не хотела. И стоило ей осознать это, как она почувствовала, что даже одиночество уже давит не так страшно.
Постепенно ее сморил сон. Она скользила в каком-то лабиринте, по щиколотку в холодной воде, заблудившись в незнакомом пространстве. Оно ничего не понимала, но знала, что должна идти. И шла, стараясь не смотреть по сторонам.
Зина так и не поняла, куда дошла, когда раздался этот жуткий грохот. Она подскочила, обливаясь ледяным потом, и в первые секунды не смогла понять, где находится и что произошло.
Грохот усилился. Наконец она поняла, что кто-то барабанит кулаком в железную дверь подвала. К счастью, еще до сна Зина сообразила запереть ее на ключ.
— Эй, ты! А ну открывай! Гендрик! Давай выпьем! Шо ты под полом сидишь, как сука конченая? Посмотри, шо я мириться принес!
Наручные часики показывали 3 часа ночи. Вернее, семь минут четвертого. Какой-то пьяный мужик колотит в дверь кулаком. Что делать? Признаваться и впускать или проигнорировать? Зина открыла сумку, достала пистолет. А если это убийца вернулся на место своего преступления? Нет, это было исключено. Но Зина прекрасно помнила, что пистолет не заряжен. Стоило ли ей рисковать?
Она сняла туфли и босиком прокралась в большую комнату, где когда-то находились змеи. К счастью, свет там не горел. Крестовская старалась двигаться как можно бесшумней. Ей было жутко ступать ногами без обуви по полу, где когда-то ползали ядовитые гады. А вдруг где-то осталась хоть одна змея? Поразмыслив, Зина отбросила от себя эту мысль. Если уж забрали всех, вряд ли хоть одну оставили. Змеи — это деньги. Значит, этого можно не бояться.
Тихонько прокравшись к двери, она обнаружила небольшую щелку, сквозь которую можно было посмотреть наружу. За дверью стоял мужичок, потрясая над головой литровой бутылкой водки. Судя по тому, как шатало его из стороны в сторону, он был изрядно пьян.
— Гендрик! Выходи! Я мириться. Давай выпьем! Шо ты забился под половицу, как вошь! Смотри, шо у меня есть!
Очевидно, водка представлялась для него большой роскошью. Вполне возможно, что в переулке возле Привоза все так и было — здесь пили дешевый самогон, который сами и гнали из паленого, некачественного спирта. Оттого и смертность в подобных переулках была просто неимоверной.
— Мы ж с тобой так давно не виделись! Я ж только приехал! Шо, не хочешь старому другу открыть?
В мужичонке не было ничего опасного или интересного, а последняя фраза объяснила все. Зина решила дверь не открывать. Раз он давно не видел Гендрика и только приехал откуда-то, смысла с ним разговаривать не было. Он явно не знал, что произошло с Гендриком. Знал бы — не приперся бы сюда. Смысла вести беседу с привозным пьянчужкой Зина не видела. Ничего заслуживающего внимания сообщить он не мог.
— Гендрик! Да ты шо? — Мужичок еще несколько раз бухнул кулаком, потом грязно выругался, потоптался на месте и наконец пошел прочь, трогательно прижимая бутылку к груди.
Наступила долгожданная тишина. Крестовскую все еще трусило от нервного напряжения. Так бывает, когда будят посреди сна каким-то громким звуком. К тому же эта обстановка мертвецкой действовала ей на нервы. Несмотря на то что труп убрали, здесь все еще тяжело пахло, и Зина с трудом могла это переносить.
Вспомнив, что в шкафчике возле умывальника, там, где были лекарства, она видела почти полную бутылку коньяка, Крестовская вернулась туда, достала бутылку, стакан и вернулась обратно в комнату. Ее совершенно не пугало и не волновало то, что она находится в месте, где недавно был труп — опыт работы в морге давал себя знать. И то, что здесь произошло уголовное преступление, и что она уже успела наследить своими пальцами везде, где только возможно, ее тоже не слишком волновало. По большому счету, Зине было на это плевать: она и не сомневалась, что никто не будет расследовать убийство Гендрика, давать этому делу официальный ход. Здесь вообще все было просто: нет трупа — нет убийства.
А где труп?
Зина залпом выпила коньяк и почувствовала, как ее отпускает нервная дрожь. Стало немного легче, прошло обледенение во всем теле. И она стала думать... О том, что теперь ей делать.
Подогнув под себя ноги и укрыв их одеялом, Крестовская маленькими глотками пила коньяк и думала о том, что убийца, судя по всему, пришел к Гендрику точно с такой же целью, как и она. Скорей всего, он хотел скрыть информацию о местопребывании Игоря Егорова. А местопребывание можно было легко вычислить по месту его последней экспедиции. Гендрик не мог не знать пункта назначения, куда отправился Егоров. Гендрик платил ему деньги, и Егоров обговаривал с ним змей, которых собирался ловить. А раз так, то все сходится — Гендрик знал, куда уехал Егоров. Возможно, убийца пришел к нему, именно это узнать, а не из-за змей.
Зина пила коньяк медленно, маленькими глотками, чувствуя, как растет, расползается тепло в ее теле, и больше не леденеет кровь. Хорошо, что Гендрик был морфинистом, а не алкоголиком, и у него сохранился хороший коньяк.
По опыту Крестовская знала, что предпочитающие наркотики люди пьют очень мало и редко, ну или вообще не пьют. И наоборот — люди, которые пьют много и могут выпить большое количество алкоголя, не употребляют наркотики. Впрочем, убивают себя и те, и другие. Но наркотики всегда вызывали у Зины страшное отвращение. Она предпочитала алкоголь.
Итак, первое, что она сделает завтра же утром, как только приведет себя в порядок, — пойдет к Бершадову. Он должен знать, что произошло, что идет охота за Игорем Егоровым. И те, кто за ним охотится, не остановятся ни перед чем. Примером тому может быть Гендрик.
Отбросив мысли о работе, Зина стала думать о себе: ее смущало возвращение домой в таком виде. Она, конечно, очень надеялась, что Виктор будет на работе, потому как вступать с ним в выяснение отношений не имела никаких сил. Все, чего ей хотелось — просто выпить таблетки и оказаться в родной постели. Она отнесла коньяк обратно в шкафчик и снова легла на одеяло. В этот раз ей удалось заснуть достаточно быстро и главное — без сновидений.
Зина проснулась от того, что у нее затекли ноги. На часах было уже семь утра. Пора было уходить. В засиженном мухами осколками зеркала Зина увидела свое лицо, покрытое самыми разными красками — начиная от ядовитой-желтой и заканчивая ослепительным багрянцем с фиолетовым оттенком. Выглядело оно так страшно, что напоминало маску какого-то злого божества. Зина даже застонала в отчаянии. Но делать было нечего, нужно было идти. Умывшись холодной водой, она потушила свет, открыла входную дверь и тихонько выскользнула на улицу.
И почти сразу же натолкнулась в переулке на вчерашнего шумного ночного визитера — любителя выпить. Он спал на ступеньках соседнего дома, уютно пристроив под голову ботинки. Рядом валялась пустая бутылка из-под водки. Услышав шаги Зины — каблуки ее туфель громко стучали по асфальту, — мужичок нервно шевельнулся, приоткрыл глаз и уставился на нее. Затем, что-то пробормотав, сплюнул и перевернулся на другой бок. Было видно, что он принял ее за свою. Похоже, даже у этого ханыжки, последнего бродяги, спавшего на улице, Крестовская вызывала отвращение.
