Через два часа она сидела в пустой ординаторской и ждала Бершадова. Тот опаздывал. Чтобы убить время, Крестовская потягивала найденный в ящике стола Кобылянского коньяк.
— И мне налей, — раздался резкий голос из-за спины, и в ординаторской появился встревоженный, взъерошенный Бершадов.
— Нашел проводника? — спросила Зина, наполняя стакан.
— Пока нет, — он выпил коньяк одним глотком, не смакуя, как воду. — Творится что-то страшное. События выходят из-под контроля. Конечно, с одной стороны хорошо, что начались бунты и беспорядки, но с другой... Мне сложно все это контролировать.
— Бунты и беспорядки среди мирного населения? — уточнила Крестовская.
— Мы завезли на территорию румынской Бессарабии такое количество оружия, что рано или поздно должны были начаться вооруженные бунты. И знаешь, что интересно? — Бершадов рухнул на стул.
— Что? — Зина пока не знала, как ориентироваться в этом кошмаре.
— Бунтуют беднейшие крестьяне! Именно бедняки первыми хватаются за оружие, вступая против румын. А вот те, кто позажиточней, те наоборот — сваливают с нашей части Бессарабии, из советской, к румынам. Шкурники! Им, видите ли, наша коллективизация не нравилась, кулаки недобитые. Ну ничего, мы до них доберемся! — гремел Бершадов.
— Да, а бедняки быстро освоили важное советское правило, — горько усмехнулась Зина, — лучше отнять у другого, чем самому заработать. Потому им советская власть и нравится.
— Крестовская! — рявкнул он. — Ты говори, да не заговаривайся! Пей поменьше, если алкоголь действует на тебя так! А то не посмотрю, что ты у меня на службе! Такое тебе устрою за твою контрреволюционную пустую болтовню!
— А я что, я ничего, — Зина пожала плечами, — я просто так сказала. К теме народных восстаний. Жаль, что ты не нашел своего проводника, — перевела она разговор.
— Надеюсь, к вечеру сведения будут, — моментально остыл Григорий. — Что вскрытие? Докладывай!
— Ничего хорошего. Твой агент умер от яда змеи. И я подозреваю, что это яд южноафриканской змеи мамбы.
— Но это же абсолютно невозможно! — Бершадов побагровел, а затем вдруг неожиданно грохнул кулаком по столу: — Это чушь собачья!
— Мебель громить не обязательно, — спокойно произнесла Зина — ей было интересно наблюдать его злость. — Я обнаружила на шее змеиный укус, то есть его укусила змея. Симптомы такие же, что и у того красноармейца, 7346: сильно повышенная температура тела, судороги, спазмы, потеря ориентации. Думаю, у него могли быть сильные галлюцинации. Потом кома и через полчаса — смерть.
— Через полчаса? — нахмурился Бершадов.
— Да, через полчаса. Ты установил, что он делал в тот день, когда умер?
— Он умер вечером. Или даже ночью... У него было служение.
— Со змеями? — Зина не отрывала от него глаз.
— Да, но...
— Тогда все совпадает. Кто-то подсунул ему в коробку вместо гадюки ядовитую мамбу. Змея укусила его в шею. У него было полчаса на то, чтобы вернуться домой и умереть.
— Это невозможно, — Бершадов сжал кулаки, — это невозможно! Никто, кроме него, не прикасался к ящику со змеями. И когда ящик открыли, там были только гадюки.
— Значит, мамбу убрали, — пожала плечами Зина.
— Но кто смог бы это сделать?!
— Тот, кто и подложил ее туда!
— Ты хочешь сказать, что его убил Игорь Егоров? Но зачем? Егоров тоже мой агент!
— Я пока не знаю. Но Егоров мог это сделать. И он в Бессарабии. Значит, вполне возможно, что змею подложил он.
— Это ошибка, — Бершадов не мог успокоиться. — Только не Егоров. Зачем ему это делать?
— Кароян умер от змеиного яда. Никакой ошибки нет, если бы вскрытие проводил врач, который не знал бы, что это мог быть змеиный укус, то он сказал бы, что смерть наступила от естественных причин. Паралич сердца, ну что-нибудь такое. Яд мамбы не определяется при вскрытии на глаз. Нужны серьезные и сложные анализы. А кто их будет делать?
— Да, озадачила, — Бершадов мотнул головой. — Что еще?
— Еще — змей! — Зина хмыкнула.
— Какой такой змей? — У Бершадова был совершенно растерянный вид.
— Вот такой, — Крестовская быстро схватила со стола листок бумаги и нарисовала татуировку отца Григория. — Ты когда-нибудь видел такой символ?
— Нет. Впервые в жизни вижу.
— У Карояна была такая татуировка на предплечье, в виде змея. И еще одна, которую он пытался срезать, на бедре.
— Срезать? — Бершадов совсем растерялся.
— Да-да. Срезать. И что там было изображено, я не смогла определить.
— Хорошо. Продолжай, — он вдруг резко поднялся со стула. — Я буду держать тебя в курсе.
И быстро вышел, не оглядываясь, из ординаторской. Зина спокойно допила свой коньяк.
— Ты заболел? — нахмурилась Крестовская, когда в булочной Тарас заказал себе только один стакан какао, да еще и не положил в него сахар.
— Нет, — он выглядел невероятно хмурым. — На диете. Борис сказал. У меня давление сильно барахлит.
— Что значит барахлит? — перепугалась Зина.
— Высокое очень, — вздохнул Тарас с самым несчастным видом. — Борис сказал, что нужно похудеть. А это мука. Не жизнь!
— Не страдай! — улыбаясь, она потрепала его по руке. — Борис заботится о твоем здоровье. Разве это не замечательно?
— А, да ну его к черту! — Тарас рассвирепел. — Сам наверняка колбасу трескает втихаря! А меня кефиром замучил, инквизитор. Вот возьму и назло ему все пирожные здесь съем!
— Потом, — твердо сказала Крестовская. — А пока говори, что ты нашел.
— Ты не ошиблась, — кивнул Тарас. — Это была краска, которой делают татуировки. Самодельная, дешевая, очень плохого качества. Такую зэки в тюрьмах используют. И краски этой было достаточно много.
Зина задумалась: мог ли Кароян сидеть в тюрьме? Была ли эта татуировка тюремной? А что, если у него было уголовное прошлое, и, чтобы искупить свои былые грехи, он стал работать на разведку Бершадова? Да, но если Бершадов знал о его прошлом, а он не мог не знать, зачем тогда ему срезать татуировку? Здесь было что-то не то.
— О чем ты задумалась? — спросил Тарас.
— О том, почему он пытался срезать татуировку, — честно ответила Зина.
— Этого я не знаю. Но я могу сделать тебе подарок, — улыбнулся Тарас.
— Какой еще подарок? — она была настроена довольно скептично.
— Я попытался по краске восстановить часть рисунка. Не знаю, как получилось, но я пытался это сделать. Может, это важно.
— Ты серьезно? — Зине захотелось его расцеловать. — Тарас, это же бесценно! Что у тебя получилось? Показывай!
