– Здесь! Лодка!.. Она здесь! – Он барахтался в воде, держась за какой-то странный предмет, выступающий над поверхностью воды, – почерневший остов дерева…
27 марта 1940 года, село Чобручи
Пропавших парней искали всем селом. Обратились к румынским властям, которые, естественно, проигнорировали просьбу местных жителей.
Первой панику подняла мать проводника. Она знала, что после случившегося с контрабандистом сын хотел уехать как можно дальше от родных мест, перейти границу. Было решено, что на подводе, которая отправляется из села в 7 утра, он доберется до Болграда, а уже оттуда как-то попытается пробраться на советскую территорию.
Вещи были сложены, деньги собраны. В ночь сын ушел из дома, заявив матери, что идет к очередной девушке. Но, когда к 6 утра он не вернулся, она забила настоящую тревогу.
Одну за другой обошла всех пассий сына. Все они были возмущены до предела, поскольку ни одна не видела его больше недели. Только до одной девушки несчастная женщина не смогла добраться – та уехала учиться в Одессу, а мать ее похвасталась, что кавалер даже оплачивал ей ежемесячное содержание.
Когда в 7 утра подвода уехала из села, а сын так и не появился к моменту отъезда, женщина совсем запаниковала.
Румыны буквально вытолкали ее взашей из своей управы. К обеду стало известно, что пропал еще один парень. К вечеру, к наступлению темноты, местные мужики прочесали уже все село. Никаких следов пропавших парней обнаружено не было. Ничего другого не оставалось, как зажечь факелы и идти в камыши.
Несчастная женщина, мать пропавшего проводника, совсем потеряла голову от отчаяния. Потому и не заметила, что в доме, в комнате сына, приоткрылось окно. Внутри в тот момент никого не было.
Поиски продолжались в камышах. Было прочесано много километров вокруг. Безрезультатно. И тут один из участников поиска вспомнил о речной отмели, оставленной небольшой запрудой вдоль левого берега реки, отчего посреди камышей возникло нечто вроде песчаной площадки.
Мужики бросились туда. Факелы ярко освещали темноту. Так как в поисках участвовало большое количество жителей села, румыны закрыли глаза на яркий свет факелов, хотя вообще-то это было запрещено. И как только первые участники поисков, достигшие песчаной отмели, зашли на эту своеобразную природную площадку, они остановились как вкопанные.
Посреди нее из белых камней был сложен большой очаг из редкого сорта кирпичей, которые использовались для строительства в соседних поселках. При их изготовлении к ним примешивался речной песок, делавший их белыми.
Кирпичи эти и добавленные к ним камни были сложены внизу большим овалом. Потом они конусом сходились вверху, поэтому очаг был достаточно высоким – из нескольких положенных один на другой слоев. Форма же его была абсолютно диковинной для местных жителей – ничего подобного они не видели.
Это было странно. Но еще более странным показалось другое. Из очага шел дым, черный, удушающий дым, указывающий на то, что там что-то догорало. Да и вокруг стоял устойчивый, прогорклый аромат жареного мяса.
Самые храбрые и отчаянные мужики заглянули вниз в очаг. На металлические стержни прямо над огнем были нанизаны… человеческие кости. Их было настолько много, что становилось понятно – это кости нескольких человек.
Участвующие в поисках женщины одна за другой упали в обморок. Никто не посмел тронуть жуткую находку… Через час на страшном месте появились румыны. Они привели с собой местного врача.
Огонь потушили. Кости собрали на мешковину. Врач приступил к осмотру. Протокол осмотра места происшествия писал судебный следователь королевской полиции Румынии.
– Могу сказать очень странное, – откашлявшись, врач в недоумении пожал плечами. – Я… ну как… никогда не видел ничего подобного в своей практике… надеюсь, что ничего подобного уже и не увижу…
– Чьи кости? – рявкнул следователь, которому надоели длинные предисловия.
– Человеческие, – четко сразу ответил врач. – Человеческие. Судя по первичному осмотру, они принадлежат двум взрослым мужчинам. Но… – Он тяжело вздохнул, словно не решаясь продолжить.
– Что – но? – снова набросился следователь, которого порядком тошнило от этого жуткого дела.
– Но я должен сказать про одно очень странное обстоятельство… Эти кости лишены мяса.
– Что это значит? – не понял следователь.
– С костей было аккуратно срезано мясо. С каждой.
– То есть вы хотите сказать, что эти мужчины не сгорели в очаге заживо?
– Ну что вы! Ни в коем случае! – Врач аж задохнулся от такой некомпетентности. – Они даже не обуглились, так как огонь был зажжен недавно. Неужели вы сами этого не видите? – Он искренне удивился. – С костей просто срезали мясо и повесили коптиться над дымом.
– А где мясо? – У следователя округлились глаза.
– А где кровь? – в тон ему ответил уже немного пришедший в себя врач. – Если этих людей разделали, как свиной гуляш, то где кровь?
– Но зачем? Зачем это сделали? – чуть не плакал следователь, схватившись за голову.
– А вот это уже ваше дело, не мое! – развел руками врач, выдохнув.
К счастью, подробности этого жуткого разговора никак не могли дойти до убитой горем матери проводника, которую соседи с большим трудом довели домой. Войдя в дом, женщина сразу увидела, что дверь, ведущая в комнату сына, открыта. С надеждой бросилась туда…
Окно в комнату было распахнуто, на подоконнике лежала какая-то зеленая слизь. Но самым страшным было другое: посреди комнаты стояли резиновые сапоги, испачканные илом и речной тиной. Это были сапоги ее сына…
Глава 4
1 марта 1940 года, Одесса
Зина тяжело вздохнула, скривилась поневоле и уставилась в окно. Ну вот, как все хорошо начиналось…
«Пропадают люди» – глупость тупой крестьянки просто выводила ее из себя! Ну как, ну вот как взрослый, почти образованный человек, грамотный – все-таки студентка хорошего вуза – может верить во всю эту чушь! Почему люди так доверчивы?
Наверное, все это ясно отразилось на ее лице, ведь Зина не умела скрывать свои чувства, потому что девушка вдруг вздрогнула и как-то неожиданно решительно для себя подалась вперед:
– Вы не верите мне, как не верят все? Но ведь я же говорю правду!
«Как не верят все…» Эта противная фраза тоже вывела Зину из душевного равновесия. Тут же захотелось встать в позу – руки в боки, типа рога на таран, и заявить с наглой решительностью: «Я не все!» Но такой детский сад остался для Зины далеко в прошлом.
Это было странно, но подобная фраза словно послужила катализатором. И вместо того, чтобы встать и уйти, сославшись на неотложные дела, Крестовская уперлась ладонями в стол и, глядя в упор на девчонку, произнесла веско и решительно:
