Палата общин, заседавшая в здании капитула, знала обо всех этих бедствиях не хуже любого в королевстве. В конце концов, это к ним регулярно поступали запросы на взыскание новых налогов для финансирования безрезультатных кампаний начала 1370-х годов. Чтобы никаких сомнений не осталось, свидетельствует Анонимная хроника, когда парламент начал работу, канцлер сэр Джон Найвет, стоя перед собравшимися, рассказал, «что королевство Англия в опасности и под угрозой уничтожения неприятелем… и поэтому сэр Джон от имени короля просит о помощи и поддержке в борьбе против его врагов». Король, сказал он, просит налога в «1/10 с клириков и в 1/15 с мирян». Перемирие, заключенное в Брюгге, закончится, и через год снова будет нужно воевать. Знакомая история.
Но провалы в международной политике были только частью проблемы. В стране росло ощущение, что уверенное, харизматичное правление, к которому привыкли за годы царствования Эдуарда, сменилось вакуумом власти. Как это все было не похоже на славные дни, какие некогда знавала Англия! «Мало-помалу все радостные и благословенные вещи, везение и процветание угасали и таяли», – писал хронист Томас Уолсингем.
Король, как и его старший сын, сдался немощи и потерял дееспособность. Двор Эдуарда, некогда обитель рыцарского духа, заполонили ненасытные прихлебатели во главе с Алисой Перрерс. Амбициозная любовница короля годом ранее до глубины души возмутила общественность, продефилировав на лошади по Лондону, по дороге из Тауэра на турнир в Смитфилде, разодетая, как Леди Солнца. Она разряжалась в пух и прах за счет стареющего короля, пока страна слабела от неустроенности. В графствах углублялся кризис законности и правопорядка. Великие магнаты конфликтовали друг с другом. Епископы были недовольны: чтобы расплатиться с папой римским за посредничество на переговорах в Брюгге в 1375 году, Джон Гонт впервые с 1340-х годов разрешил обложить английских клириков налогом в пользу папы.
Для финансирования войны все чаще применялись коррупционные схемы. Чтобы по-быстрому стрясти денег с итальянских купцов, им продавали лицензии, позволявшие обходить закон об обязательной выгрузке в порту Кале. Другие торговцы или ссужали правительству деньги под грабительские проценты, или выкупали государственные долги по сниженной ставке и обналичивали их – практика, которая обеспечивала короне краткосрочную ликвидность, но поощряла спекуляцию. Лондон гудел от напряжения между торговыми гильдиями и иностранными купцами. Власть слабела как в центре, так и на местах. Это был кризис – вне всякого сомнения.
Палата общин была настроена воинственно. Различные группы интересов – торговцы, рыцари, мелкопоместные дворяне – объединились, спаянные общим ощущением, что их долг – наставить короля и правительство на путь истинный и исправить их ошибки. Более того, они знали, что обладают необходимой для этого властью: если они откажутся одобрить очередной налог, королю не на что будет воевать. Следующие десять недель – самая длительная сессия с момента основания парламента – они были заняты продвижением ряда незаурядных реформ и судебных процессов в отношении королевского правительства и тех его чиновников, кто, по их мнению, действовал ему во вред.
Чуть ли не каждый день с открытия так называемого доброго парламента 28 апреля и до его роспуска 10 июля 1376 года приносил все новые потрясения правительству Эдуарда. Члены палаты общин начали с того, что поклялись друг другу во взаимной поддержке, а затем перечислили все жалобы на коррупцию и дурное руководство в одной бесконечной петиции. После этого они избрали спикера – сэра Питера да ла Мара.
Де ла Мар был сенешалем графа Марча. Видный представитель хартфордширского рыцарства, он служил в графстве шерифом и собирал войска под знамена Марча для ирландской кампании 1373 года. Он был красноречив, отважен, дальновиден и имел хорошие связи с членами палаты лордов. И именно палате лордов, во главе с Джоном Гонтом, де ла Мар предъявил в начале мая длинный список претензий палаты общин к правительству страны. Представители графств потребовали создать комитет из 12 лордов, которые должны были встретиться с палатой общин и обсудить, как навести порядок в королевстве.
Инструмент давления, которым пользовался де ла Мар на переговорах в «добром парламенте», был не нов. Без реформ, упорно твердил он Джону Гонту и комитету лордов, не будет никаких налогов. Требованием прямого непосредственного участия в реформах де ла Мару и палате общин в 1376 году удалось повысить роль представителей графств в правительстве Плантагенетов до невиданного уровня. В 1341 году, когда правительство Эдуарда переживало последний серьезный политический кризис, основные дебаты разворачивались между лордами и королем, а роль общин была крайне незначительна. В 1376 году общины вышли на первый план.
Учитывая неурядицы в правительстве и настоятельную необходимость добыть денег на войну, пока не истек срок перемирия, заключенного в Брюгге, Джону Гонту не оставалось ничего другого, кроме как выслушать их. Он услышал хор жалоб на политику короля, сводившихся к недовольству нечистыми на руку людьми, приближенными к впадающему в старческий маразм монарху. После долгих совещаний Гонту и парламенту представили обвинения против трех конкретных лиц: лорда Латимера, старого солдата, служившего управляющим королевского двора; Ричарда Лайонса, богатого купца и советника короля, ссудившего короне внушительную сумму; и против фаворитки Алисы Перрерс, захватившей земли, опеки и драгоценности, принадлежавшие королеве Филиппе. Ее власть над королем была сродни колдовской; Томас Уолсингем писал, что Алиса «имеет сегодня такое влияние и силу, что никто не осмеливается и слова против нее сказать». Первых двух обвинили в финансовой коррупции и нарушении законов, регулирующих торговлю в порту Кале; что касается Алисы Перрерс, палата общин потребовала, чтобы ее удалили от короля. К концу мая были выдвинуты новые обвинения: против лорда Невилла, еще одного ветерана и сенешаля королевского двора, а также трех торговцев.
Все, что мог сделать Джон Гонт перед лицом таких серьезных обвинений, так это попытаться выиграть время. Он приостановил работу парламента и уведомил отца, что возникли серьезные проблемы и что ряду его приближенных грозят аресты. Согласно Анонимной хронике, «герцог [то есть Гонт] послал нескольких лордов, чтобы сообщить [Эдуарду] о рекомендациях палаты общин и о том, что с согласия лордов ему советуют избавиться от присутствия тех, кто не приносит ему ни добра, ни пользы… и король благодушно сказал лордам, что он полностью согласен сделать все, что пойдет на пользу королевству… [и] что он готов поступать согласно их совету и постановлению». Это был удивительно смиренный ответ. Вероятно, Эдуарда предупредили, что парламент подумывает низложить его, как в свое время его отца. Этого позора он бы не перенес. Лев, грозно рычавший в 1341 году, превратился в мышь.
Все, кого палата общин обвинила в преступлениях, предстали перед судом парламента в июне 1376 года. Когда де ла Мара спросили, кто выдвинул обвинения против подсудимых, он ответил, что сделали они это «сообща». Тем самым был дан старт первому парламентскому импичменту. Латимера обвинили в целом ряде преступлений, совершенных в Бретани, включая вымогательство денег у короля, пренебрежение обороной герцогства, крупную растрату военных фондов и так далее. Его признали виновным и приговорили к тюремному заключению. Лайонс, купец Адам Бьюри и Алиса Перрерс поплатились землями и имуществом, а дело в отношении лорда Невилла прекратили. В помощь королю был избран совет девяти.
