Путешествие, предстоявшее Маргарет, не было ни необычным, ни опасным. Между Шотландией и Норвегией существовали тесные связи, королевства разделял лишь небольшой участок Северного моря, исчерченный регулярными торговыми путями. Перевалочным пунктом между двумя странами были Оркнейские острова, архипелаг у берегов Хайленда: графы Оркни присягали на верность как шотландским, так и норвежским королям. Корабль Маргарет вышел в море в первую неделю сентября 1290 года, а в Оркни прибыл на третьей неделе месяца. Шотландские и английские дипломатические каналы гудели новостями о приезде принцессы, а английские дипломаты во главе с Энтони Беком, епископом Дарема, отправились в Шотландию, чтобы приветствовать Деву. Они везли ей в подарок драгоценные каменья.
Но английские дипломаты так и не смогли вручить девочке богатые дары, посланные Эдуардом. В конце сентября ужасная новость достигла Шотландии: неделю проболев, Маргарет скончалась на Оркнейских островах, в Керкуолле. Причина ее смерти осталась неизвестна, но, скорее всего, она умерла, отравившись в пути испорченной пищей.
Со смертью Маргарет оборвалась Данкельдская династия, начавшаяся 300 лет назад, в конце первого тысячелетия, с царствования Дункана I. Шотландия окончательно лишилась правителя. Попытки найти нового чуть было не разорвали королевство в клочья.
С первыми слухами о смерти Норвежской Девы между двором Эдуарда и влиятельными лордами Шотландии начался интенсивный обмен письмами и ходатайствами. Письмо, отправленное епископом Сент-Эндрюса сразу после смерти Маргарет, свидетельствует о широко распространившемся страхе гражданской войны. Магнаты вооружались и готовились заполнить вакуум власти кровью. Только король с такими возможностями и репутацией, как Эдуард, мог предотвратить сползание в анархию. «Пусть ваше величество соблаговолит, молю, приблизиться к границе для успокоения шотландского народа, чтобы не дать пролиться крови и чтобы честные люди королевства могли… короновать того, кто по закону должен унаследовать [трон]…» – писал епископ. Без того рода верховной власти, которым обладал Эдуард, невозможно будет законным порядком определить нового короля – намекал прелат.
В конце 1290 года Эдуарда постигло и личное горе. Когда до него дошли слухи о смерти Маргарет, он узнал, что королеву Элеонору опять настигла лихорадка, которую она подхватила в Гаскони в 1287 году. Она поехала в Линкольн, чтобы встретиться с мужем, но слегла и скончалась 28 ноября 1290 года в деревушке Харби в Ноттингемшире. Эдуард помчался ей навстречу и был рядом с женой в ее последние минуты. Элеоноре исполнилось 49 лет; пара прожила в браке 36 лет.
Эдуард не скрывал свою скорбь по жене, о которой год спустя писал: «…мы не можем разлюбить и после смерти». Тело Элеоноры, забальзамированное и набитое ячменем, отвезли обратно в Вестминстер. На каждой из 12 остановок Эдуард приказал поставить по многоярусному каменному кресту, увенчанному шпилем, – там, где лежало ее тело. Образцом для «крестов Элеоноры», ставших всенародным памятником скорби, послужили кресты Монжуа, воздвигнутые в память о Людовике IX Французском. Вдобавок Эдуард без конца заказывал мессы, чтобы помочь душе Элеоноры пройти сквозь чистилище: через шесть месяцев после ее смерти архиепископ Йоркский с гордостью сообщил королю, что – трудно поверить – за душу почившей королевы молились на 47 000 месс.
Эдуарду было крайне важно взять в свои руки Великую тяжбу – как называли сложное и обширное судебное дело, в котором 13 претендентов оспаривали право на шотландский трон. Дело тянулось два года и свелось к выбору между Иоанном Бэллиолом и Робертом Брюсом. Эдуард – в письме с соболезнованиями по случаю смерти Девы – называл себя «другом и соседом» Шотландии, но на Великую тяжбу он смотрел как на очевидный шанс усилить свой авторитет во внутренних делах Шотландии. Он взялся рассудить дело не только по доброте душевной, но и повинуясь неукротимому желанию утверждать и эксплуатировать привилегии короля. Он твердо верил в феодальное превосходство своей короны над короной Шотландии, несмотря на то что в годы правления его династии эта верховная власть проявлялась лишь изредка. В процессе выбора короля – и после – Эдуард использовал любую возможность продемонстрировать, что он – лорд и хозяин всех Британских островов.
Судебный спор, который в итоге решился в пользу Иоанна Бэллиола, был обширным и запутанным. Кто вообще имел право выбирать короля? Претенденты на трон с неохотой согласились, что единственный способ ответить на этот вопрос – признать верховную власть Эдуарда. Но путь к этому решению не был ни легким, ни простым. Только через год после смерти Девы и после конференции в пограничном замке Норхэм шотландцы признали сюзеренитет Эдуарда. К ноябрю 1292 года дело было решено, и 30 ноября в Скуне, древней столице шотландского королевства, Иоанн Бэллиол был коронован как Иоанн Шотландский.
Но если Бэллиол надеялся, что коронация поставит его в один ряд с его южным «другом и соседом», то он просчитался. Эдуард надзирал за выборами вассала, а не равного. Генрих II и Иоанн были счастливы просто принимать оммажи шотландских королей и довольствовались скорее теоретической, чем реальной властью; на протяжении жизни многих поколений шотландские короли состояли в отличных отношениях с английским двором, держали английские графства (самый известный пример – графство Хантингдон) и служили в английском феодальном войске. Эдуарду I этого было недостаточно. Он ожидал полного и публичного подчинения – не только церемониального, но и реального.
За десять дней до интронизации Бэллиол принес присягу на верность Эдуарду, поклявшись на французском языке, что он держит Шотландию от английской короны и будет «хранить веру и преданность вам, защищать вашу жизнь, здоровье и земную честь от всех, кто живет и умирает…». 26 декабря он принес оммаж Эдуарду в присутствии 23 шотландских магнатов.
В этом не было ничего необычного, но вдобавок к традиционным формальностям Эдуард заявил, что в его права верховного властелина входит и право выслушивать апелляции против судебных решений шотландского короля. Это прямо противоречило положениям утвержденного в 1290 году Биргамского договора, который, несмотря на предполагаемое совместное царствование Эдуарда Карнарвонского и Норвежской Девы, гарантировал, что «права, законы, свободы и обычаи королевства Шотландского во всем и всегда будут целиком и нерушимо навечно сохранены во всем королевстве и в приграничных землях» и что «никто из королевства Шотландского не должен быть привлечен к ответственности за пределами королевства по поводу любого договора, заключенного в нем, или за любое преступление, совершенное в этом королевстве, и во всех иных случаях». Времена изменились, и Эдуард посчитал целесообразным настойчивей насаждать свою власть. В 1293 году, рассматривая дело шотландского магната Макдаффа (Макдуфа) из Файфа, заявившего, что его лишили права владеть землями в Северном Файфе, Эдуард заставил Иоанна Бэллиола лично предстать перед осенней судебной сессией английского парламента. Бэллиол не признал права английского парламента рассматривать апелляции из Шотландии, но под давлением Эдуарда отступил, отозвал свои претензии и обновил ленную присягу. Это было унижение, от которого Бэллиол уже не оправится. Король-вассал, как и все очевидцы его правления, вскоре осознает, что с таким мощным соседом, как Эдуард, шотландская корона на самом деле фиктивна.
