Практически сразу по возвращении Гавестон взялся за старое. Согласно нескольким хронистам, он награждал английских графов оскорбительными кличками. Он называл графа Уорика «черной арденской собакой», Глостера – «сыном шлюхи», Линкольна – «вздутым брюхом», Ланкастера – «мужланом», а Пембрука – Иосифом-евреем. Гавестон обидел графа Ланкастерского, заменив его вассала в администрации короля своим человеком. Он, как и раньше, сохранял раздражающе сильное влияние на короля, в частности в период, когда страна должна была готовиться к возобновлению войны с Шотландией.
На протяжении всего 1309 года напряжение нарастало. Армия, которую было приказано собрать в сентябре для вторжения в Шотландию, не явилась. Однако чиновники Эдуарда продолжали эксплуатировать право на prises («изъятия») и продовольственную реквизицию, снабжая конфискованным продовольствием и другими ресурсами королевские гарнизоны на севере. В стране был собран налог в 1/25 доли имущества. Бремя, наложенное на Англию, было таким тяжким, что поползли слухи о надвигающемся крестьянском бунте.
Народный гнев прорвался на встрече парламента в начале 1310 года. Магнаты массово отказывались явиться, если король не выгонит Гавестона. Когда же король согласился на это требование, сообщает «Жизнеописание Эдуарда II», парламент тут же пожаловался, что «состояние короля и королевства ужасно ухудшилось со смерти старого короля Эдуарда… и все королевство немало пострадало…»
Свои жалобы они вписали в петицию. Ее авторы подчеркивали, что с 1307 года Эдуард прислушивался к дурным советчикам и так разорил казну, что министры короля вынуждены были нарушать Великую хартию вольностей, изымая деньги и товары у народа и Церкви. Эдуарда обвинили в потере Шотландии по причине нерадивости и в сокращении королевских владений в Англии и Ирландии.
Это было убийственное обвинение, но в целом оправданное. Обвинять Эдуарда в плачевной ситуации в Шотландии значило не учитывать того факта, что до предела напряженная военная ситуация была во многом создана еще его отцом. Но прочие претензии были справедливы.
Чтобы поддержать ослабшее государство, заявили в парламенте авторы петиции, необходимо «избрать 12 благоразумных и влиятельных мужчин, пользующихся уважением, по суждению и приказанию которых положение должно быть исправлено и улажено; и если нечто будет признано обузой для королевства, они должны своим ордонансом истребить это…» Это был смелый и решительный шаг, учитывая, что новый король правил всего третий год. Принятые меры демонстрировали озабоченность, с какой все политическое сообщество взирало на правление Эдуарда. Бароны не были безрассудными людьми, утоляющими свое честолюбие, и не собирались посягать на королевскую власть. Они просто хотели иметь сильного, достойного короля. В этом смысле их ненависть к Гавестону и к неэффективному управлению, в котором они его винили, была не только политической, но и конституционной.
И если при открытии парламента Эдуарда убедить не удалось, то вскоре магнаты показали ему, насколько серьезно воспринимают ситуацию. В «Жизнеописании Эдуарда II» записано, что они обвинили короля в нарушении его коронационной клятвы и угрожали ему низложением, если он не подчинится их требованиям: «Бароны дружно [сказали], что, если король не выполнит их требования, они не будут держать его за короля, не будут хранить верность, в которой поклялись ему, особенно учитывая, что сам он не держит слова, данного при коронации».
Это была патовая ситуация, и Эдуард понимал, что у него нет другого выбора, кроме как склониться перед требованиями народа. 20 марта 1310 года был избран и приведен к присяге 21 ордейнер – так стали называть лордов, ответственных за исполнение Ордонансов. Ордейнеры представляли собой сбалансированный комитет лоялистов и реформаторов: в него входил архиепископ Кентерберийский и еще ряд английских епископов, а также все английские графы, за исключением графов Оксфорда, Суррея и – неудивительно – Пирса Гавестона. Они договорились опубликовать Ордонансы о преобразованиях в королевстве в сентябре 1311 года.
Ордонансы
В сентябре 1310 года Эдуард отправился на границу с Шотландией, чтобы занять себя делами военной кампании и уехать подальше от ордейнеров, засевших в Вестминстере. Те деловито – и, по мнению короля, нахально – составляли план преобразований в его королевстве. Король пробыл на севере до июля 1311 года. В его распоряжении не было крупных армий, какие водил на север его отец в предыдущем десятилетии, однако войско из 3000 пехотинцев и 1700 кавалеристов тоже представляло собой значительную силу.
Тем не менее успеха Эдуард не добился. Роберт Брюс по-прежнему избегал прямых столкновений с англичанами, предпочитая нанести удар и отойти. Английский и шотландский короли обменивались дипломатическими нотами, а Гавестон, надеясь поправить свою репутацию военными победами, привел крупный отряд в Перт. Но ничего у них не вышло. В конце концов у Эдуарда закончились деньги и ресурсы; набрать еще солдат ни в Ирландии, ни в Англии ему не удалось, и летом 1311 года он вернулся на юг: экспедиция провалилась. Как только Эдуард отступил, Брюс вторгся в северные районы Англии, сея горе и разрушение.
Вернувшись в Вестминстер, Эдуард застал полномасштабную программу политических реформ в самом разгаре и узнал, что его враги опасно укрепили свои позиции.
Пока он был в Шотландии, несколько влиятельных персон покинули этот мир. Энтони Бек, епископ Дарема, был одним из них; но еще тяжелее для монархии была потеря Генри Ласи, графа Линкольна. Линкольн, державший также графство Солсбери, во многих смыслах был старшим государственным деятелем среди магнатов. Он был весьма известен, очень опытен и уважаем. Его смерть лишила английскую политику влиятельной фигуры и изменила тонкий баланс сил среди английских баронов.
Дочь Линкольна Алиса была женой Томаса, графа Ланкастерского, двоюродного брата короля. Именно Ланкастер со смертью Линкольна унаследовал два графства старого лорда. Это обеспечило Ланкастера мощным силовым блоком, который он готов был использовать без колебаний.
Но и при жизни Линкольна 33-летний Ланкастер представлял собой значительную фигуру. Он уже владел тремя графствами: Ланкастером, Лестером и Дерби. Его отцом был брат Эдуарда I Эдмунд; его мать, выйдя замуж за Генриха I Наваррского, стала супругой правящего короля; его единоутробная сестра Иоанна Наваррская была королевой Франции. Ланкастер был прямым потомком как Генриха III, так и Людовика VIII Французского. В его жилах текла кровь и Плантагенетов, и Капетингов. Он был примерно на шесть лет старше короля. В юности они были близкими друзьями, и в перипетиях начала царствования Ланкастер поддерживал монарха. Но поведение Гавестона и явные злоупотребления правительства – особенно невыносимая практика реквизиций – вынудили его, как и многих других английских баронов, примкнуть к реформаторам. Зимой 1308–1309 годов Ланкастер постепенно отдалялся от короля и проводил много времени вдали от Вестминстера, в своих северных поместьях, где мог в удовольствие играть роль самого влиятельного англичанина в регионе.
Когда Ланкастер унаследовал владения Линкольна, он в мгновение ока превратился в самого влиятельного вельможу Англии. Полученное наследство подняло его доход до 11 000 фунтов, что было почти в два раза больше, чем получал второй по значимости английский лорд – Гилберт, граф Глостерский. Более того, теперь он владел землями по всему королевству. Ланкастер легко мог собрать огромную частную армию из своих вассалов и обладал властью как на региональном, так и на национальном уровне.
