Начало уже не предвещало ничего хорошего, а вскоре стало еще хуже: раскол в английском командовании ширился. Посрамленный Глостер всю ночь ругался с королем. Граф настаивал, что вступать в бой с Брюсом прямо сейчас нельзя: войска, утомленные переходом на север, остро нуждаются в отдыхе. Эдуард же желал немедленно продолжить битву. Он назвал графа предателем и лжецом, и между ними вспыхнула яростная ссора.
На следующее утро, когда армии стянулись на поле боя, Глостер попытался отстоять свою честь. Сгоряча он немедленно бросил английский авангард против шотландской пехоты. Но его дерзкая вылазка не увенчалась успехом: Глостер был окружен и пал в беспорядочной свалке коней и людей. Эта стычка послужила сигналом к общей атаке шотландских копейщиков, построенных шилтронами, как при Фолкирке в 1298 году. Тогда лучники Эдуарда I разбили ощетинившиеся копьями шилтроны смертоносным дождем из стрел. Но при Бэннокберне Эдуард слишком долго держал лучников в тылу, и его кавалерия с размаху напоролась на острые наконечники шотландских копий.
Когда битва перешла в беспорядочную резню, графу Пембруку и сэру Жилю д'Аржантану, который пользовался славой третьего из величайших рыцарей христианского мира, пришлось силком уволочь Эдуарда с поля боя. Отступая, король храбро сражался, отбивая атаки шотландцев своей булавой, несмотря на то что лошадь под ним была убита. Только усилиями Пембрука и сэра Жиля удалось избежать полной катастрофы и не допустить пленения Эдуарда. Но и его героическое спасение закончилось горестной потерей: сэр Жиль оставил короля в безопасном месте и, помня о своем долге рыцаря, наперекор неизбежному унизительному поражению вернулся в бой, где его изрубили на части.
Эдуард со свитой численностью около 500 человек ускользнул из Бэннокберна и покинул Шотландию морем, спешно эвакуировавшись из Данбара. Позади они оставили тысячи обреченных на смерть людей. Бэннокберн, река Форт и болотистые поля, расстилавшиеся вокруг, стонали под тяжестью мертвых и умирающих англичан. Земля Стирлинга пропиталась кровью из крошечных ручейков, пересекающих поле битвы. Армия Роберта Брюса погубила многих величайших рыцарей христианского мира: одни пали в битве, другие утонули при попытке переплыть Бэннокберн или Форт. Кроме Глостера и сэра Жиля д'Аржантана погибло как минимум 200 рыцарей, в том числе сэр Роджер де Клиффорд. Графу Пембруку очень повезло унести ноги. Малая государственная печать короля пропала. Граф Херефорд, как и множество других знатных рыцарей, попал в плен к шотландцам. Англичане бежали, бросив все добро, а шотландцы продолжали преследовать их даже на английских землях. Автор «Жизнеописания Эдуарда II» сокрушался: «так много славных вельмож, так много военного снаряжения, дорогой одежды и золотой посуды – все погибло в один ужасный день, в один быстротечный час».
Но что там золотая посуда и ценная одежда – не это было главной утратой. В начале XIV века тактика войны менялась, и пехота, сталкиваясь с конными рыцарями, уже способна была одержать верх, но тем не менее поражение при Бэннокберне воспринималось как предельное унижение. Брюс был силен как никогда, и ничто теперь не мешало ему открыть второй фронт в Ирландии.
Тем временем Эдуард II опять очутился в прискорбно невыгодном положении в отношениях с графами, досаждавшими ему при жизни Гавестона. Ланкастер, Уорик, Арундел и Суррей отказались служить в шотландской кампании Эдуарда, сделав ставку на его военную некомпетентность, и теперь перевес был на их стороне. Нет, не король-триумфатор готовился сокрушить врагов, окопавшихся в его королевстве, но униженный монарх возвращался, чтобы взглянуть в глаза своим демонам. Судьба была так же немилостива к королю, как и во все время его царствования, и недовольные бароны снова могли навязывать ему желаемые реформы.
Новые фавориты
2 января 1315 года забальзамированное тело Пирса Гавестона было похоронено в Кингз-Лэнгли, в одной из любимых резиденций Эдуарда. Поместье принадлежало матери Эдуарда, королеве Элеоноре. Эдуард бывал там ребенком; позже замок перестроили и отреставрировали, чтобы обеспечить семью достойной резиденцией в Хартфордшире. Ярко разукрашенные залы освещались огромными каминами; в угодьях, таких огромных, что там можно было устраивать турниры, обитали всевозможные животные, а на территории парка и виноградника, окружавшего основной дом, размещался охотничий домик, который называли «маленьким Лондоном».
Это было место королевских услад – а теперь и скорби: бывший фаворит короля наконец был удостоен мемориала, о котором Эдуард для него мечтал. Есть веские основания полагать, что новый покладистый архиепископ Кентерберийский, Уолтер Рейнольдс, снял с Гавестона отлучение: теперь усопшего можно было переместить из доминиканского морга в Оксфорде в холодную землю Лэнгли. Его забальзамированное тело обернули в золотую парчу, которая обошлась королю в 300 фунтов, а затем с почестями похоронили в присутствии большинства епископов Англии.
А вот гостей из числа английских графов было значительно меньше. Щедрых поминок, на которых было выпито по меньшей мере 23 бочки вина, оказалось недостаточно, чтобы заставить Ланкастера и его пособников наблюдать за похоронами убитой ими жертвы. Отношения между Эдуардом и сподвижниками его кузена по-прежнему были весьма напряженными, и призраки 1312 года все еще мешали примирению.
После Бэннокберна король Плантагенет и граф Ланкастер пытались мирно сосуществовать и править Англией, но их усилия не увенчались успехом. Политическому исцелению, с одной стороны, препятствовала неуступчивость и чванство графа, а с другой – желание короля снова замкнуться в узком кругу доверенных лиц, желание, в котором страна не могла его поддержать.
Все основные действующие лица, которые вскоре составят новую свиту короля, присутствовали в Лэнгли и наблюдали за проводами в последний путь старого фаворита. Были там два преданных королю графа – Пембрук и Херефорд. Один спас ему жизнь при Бэннокберне, а второй недавно освободился из шотландского плена. Приехали Генри де Бомонт и Бартоломью Бадлсмир, один из крупнейших вассалов погибшего графа Глостера и сам весьма влиятельный барон, свыше 50 других рыцарей и большинство высокопоставленных чиновников Эдуарда. Но самыми важными гостями были Хью Диспенсер и его сын и тезка, Хью Диспенсер Младший.
Диспенсеры всегда без колебаний сохраняли верность королю, а после смерти Гавестона заполнили пустоту, оставленную почившим фаворитом. Хью-старший неотступно находился подле короля, регулярно сопровождал его в зарубежных поездках и постепенно накапливал титулы и замки на западе Англии. Младший Диспенсер тоже тем временем внедрился в окружение короля и уже был на пути к тому, чтобы стать ему другом и союзником более близким, чем даже его отец. Когда правление Эдуарда устремится в бездну, влияние этих двоих на короля только возрастет.
Как только слезы по Гавестону высохли, пошел дождь. Между 1314 и 1317 годом Северную Европу терзала ужасная непогода: губительно суровая зима раз за разом сменялась исключительно дождливым летом. В 1315 году сильные дожди лили без перерыва с мая по октябрь: потоки воды смывали деревни, разрушали пахотные земли – кое-где навсегда – и сливались в крупные озера в низинах Йоркшира и Ноттингема. Ливни погубили посевы на корню, чем навлекли на Англию страшный голод, растянувшийся на два года. Люди в деревнях недоедали. Целые селения нищенствовали: урожайность снизилась на 80 %. Люди ели все, что только могли отыскать: птичий помет, домашних животных, отсыревшее и испорченное зерно, а иногда и человеческую плоть. Голодные толпы готовы были растерзать друг друга ради последних крох еды или того жалкого урожая, что можно было вырастить в раскисшей земле.
