— Фу-у-у! — скривилась Бенедетта.
— Их это забавляет, — настаивал я. Вчера, стоя на бастионе, где я смотрел на длинную лунную дорожку на море и думал об Этельстане, я слышал доносившийся из зала смех и размышлял, почему король сейчас в Эофервике. О том, сколько осталось месяцев или лет, пока для меня это имеет хоть какое-то значение.
— Их нетрудно позабавить, — заметил Финан.
— Там корабль, — показал я на север.
— Увидел его десять минут назад, — сказал Финан. У него было ястребиное зрение. — И это не торговец.
Он оказался прав. Приближающийся корабль был длинным, низким и стройным — сделан для войны, а не для торговли. Его корпус был темным, а парус — почти черным.
— Это Трианаид, — сказал я. — Троица.
— Знаешь его? — удивился Финан.
— Это корабль скоттов. Мы видели его у Думнока несколько лет назад.
— Зло приходит с севера, — сказала Бенедетта. — Звезда и дракон! Они не лгут!
— Это всего лишь один корабль, — сказал я, чтобы успокоить ее.
— И он идет сюда, — добавил Финан.
Корабль шел под парусом близко к Линдисфарене и поворачивал украшенный крестом нос ко входу в гавань Беббанбурга.
— Этот придурок посадит его на мель, если не будет осторожным.
Но кормчий Трианаид знал, что делает, и корабль прошмыгнул мимо песчаных отмелей, опустил парус, на веслах вошел в канал и скрылся из виду. Я ждал, пока часовые с северного бастиона сообщат, что произошло дальше. Один корабль не представляет угрозы. На Трианаид можно разместить самое большее человек шестьдесят или семьдесят, но мой сын всё равно поднял отдыхающих воинов и отправил их на стены. Берг прервал тренировку и велел подопечным загнать внутрь бо́льшую часть лошадей, пасущихся на лугу около деревни, жители которой, опасаясь, что воины с черного корабля сорвутся в молниеносный кровавый набег, гнали скот к воротам Черепа.
Видарр Лейфсон принес мне новости.
— Скотты, господин, — сказал он. — Они поприветствовали нас, а сейчас встали на якорь в гавани и ждут.
— Чего ждут?
— Говорят, что хотят поговорить с тобой, господин.
— А какой на корабле флаг?
— Красная рука, держащая крест, господин.
— Домналл! — удивился я.
— Сто лет не видел этого ублюдка, — заметил Финан. Домналл, грозный воин, был одним из военачальников Константина. — Мы впустим его?
— Его и шестерых его людей, — сказал я. — Но не больше. Мы встретим его в зале.
Прошло полчаса или больше, пока Домналл добрался до Большого зала Беббанбурга. Его люди, за исключением шестерых, которых он взял с собой, остались на корабле. Очевидно, им был дан приказ не провоцировать меня, поскольку ни один даже не попытался сойти на берег, а Домналл даже добровольно отдал меч у входа в зал и велел своим людям сделать то же самое.
— Знаю, что ты трепещешь при виде меня, лорд Утред, — прорычал Домналл, когда слуга забрал мечи, — но мы пришли с миром.
— Когда скотты приходят с миром, лорд Домналл, я запираю своих дочерей.
Он остановился, коротко кивнул, и сочувственно продолжил:
— Я знаю, что у тебя была дочь, и мне жаль, господин. Она была храброй.
— Была, — сказал я. Моя дочь погибла, защищая Эофервик от норвежцев. — А твои дочери? Они здоровы?
— Вполне, — ответил он, шагая к пылающему очагу. — Все четверо замужем и рожают не хуже свиноматок. Господь всемогущий! — Он протянул руки к огню. — Что за промозглый день!
— Не то слово.
— Король Константин шлет тебе привет, — буднично поведал он и более воодушевленно добавил: — Это эль?
— Последний раз, когда ты пил мой эль, то сказал, что он на вкус как лошадиная моча.
— Может и сейчас скажу, но что же делать человеку, которого мучит жажда? — Он увидел рядом со мной Бенедетту и поклонился. — Мои соболезнования, госпожа.
— Соболезнования? — переспросила она.
— Из-за того, что ты живешь со мной, — объяснил я и взмахом руки указал Домналлу на другую сторону стола, где на скамьях могли поместиться все его люди.
Домналл оглядывал зал. Высокую крышу держали громадные балки и стропила, снизу стены теперь были облицованы камнем, а пол сколочен из широких сосновых досок. Я потратил на крепость целое состояние, и это было заметно.
— Великолепный зал, лорд Утред, — сказал Домналл. — Жаль будет потерять его.
— Я постараюсь этого не допустить.
Домналл усмехнулся и перекинул ноги через скамью. Здоровенный детина, и я не горел желанием когда-нибудь встретиться с ним в бою. Он мне нравился. Сопровождающие его воины все были столь же могучего телосложения (за исключением бледного священника). Их явно выбрали, чтобы навести на нас страха, и всё же человек, сидевший по правую руку от Домналла, выделялся даже среди них. Лет сорока, с изборожденным морщинами и шрамами загорелым лицом, резко контрастирующим с длинными седыми волосами, он смотрел на меня с нескрываемой злобой, но больше всего меня удивили два амулета поверх сияющей кольчуги. Один из них — серебряный крест, а второй — серебряный молот. Христианин и язычник.
Домналл пододвинул к себе кувшин эля и жестом показал, что священник должен сесть слева от него.
— Не волнуйся, отче, — сказал он. — Лорд Утред, может, и язычник, но не такой уж мерзавец. Отец Колуим, — обратился Домналл ко мне, — доверенный человек короля Константина.
— Тогда тебе здесь рады, отче, — сказал я.
— Мир этому дому, — произнес Колуим зычным голосом, в котором уверенности было намного больше, чем предполагал его встревоженный вид.
— Высокие стены, сильный гарнизон и хорошие воины поддерживают здесь мир, отче, — сказал я.
— И добрые союзники, — заметил Домналл, снова потянувшись к кувшину.
— И добрые союзники, — повторил я.
Позади скоттов упало полено, рассыпая искры.
Домналл налил себе эля.
— Но сейчас у тебя нет союзников, лорд Утред, — продолжил он.
Он говорил спокойно, и опять его голос звучал сочувственно.
— Нет союзников? — переспросил я. Другого ответа придумать я не смог.
— А кто тебе друг? Король Константин о тебе высокого мнения, но он не союзник Нортумбрии.
— Это так.
Он подался вперед, настойчиво заглядывая мне в глаза, и заговорил так тихо, что людям на дальних концах скамей приходилось напрягать слух.
— Мерсия была твоим лучшим другом, — продолжил он, — но ее больше нет.
Я кивнул. Когда Этельфлед, дочь Альфреда, правила Мерсией, она была моим верным союзником. И любовницей. Я промолчал.