При рождении его назвали Утредом, следуя традиции нашей семьи. Моего старшего брата звали Утред, но дан отрубил ему голову и бросил ее перед воротами Черепа в Беббанбурге. В тот день отец дал мне новое имя, и с тех пор я Утред.
Я тоже назвал своего старшего сына Утредом, но он всегда меня разочаровывал. Беспокойный и суетливый ребенок, боявшийся воинов в кольчугах и не желавший учиться искусству владения мечом. Признаю, я оказался плохим отцом, как и мой отец. Я любил своих детей, но вечно где-то воевал, и после смерти Гизелы у меня почти не оставалось на них времени. Альфред поместил мальчиков в школу в Винтанкестере, где Утред жадно припал к христианской груди, и я помню свой ужас, когда увидел его в белом одеянии, поющим в хоре. Оба сына стали христианами, и только любимая дочь осталась верна моим старым богам.
Мой младший сын, теперь носящий имя Утред, хоть и был христианином, вел жизнь воина. Он научился обращаться с мечом, копьем и щитом, однако старший выбрал иную дорогу, которая привела его к тому, что он стал христианским священником. В тот день я отказался от него. Я обозвал его отец Иуда, и он пользовался этим именем, пока не решил называться Освальдом. Я не вспоминал о нем, за исключением тех редких случаев, когда он появлялся в моей жизни. Он был со мной в тот день, когда мой младший сын убил Сигурда Ранульфсона, а брат Сигурда, Кнут, едва не убил меня. Отец Освальд в тот день бродил рядом с нашей стеной щитов, молясь и подбадривая нас, но мы с ним не примирились. Он ненавидел язычников, а я ненавидел его отказ разделить судьбу нашей семьи.
А потом Брида, адская сука, ненавидевшая христиан, которая когда-то была моей любовницей, а потом возненавидела меня, пленила отца Освальда и оскопила его. Моя дочь вспорола ей живот, а тяжелая рана отца Освальда зажила. Я заботился о нем, пока он не поправился, но все равно затаил обиду за то, что он покинул Беббанбург. С тех пор мы не разговаривали, хотя иногда в темноте ночи, когда морской ветер гудел в крышах Беббанбурга и не давал мне уснуть, я вспоминаю его, правда, отнюдь не с любовью. Лишь с сожалением и гневом. Он не исполнил семейный долг — удерживать Беббанбург до тех пор, пока хаос последних дней не накроет землю, пока не закипят океаны и боги не падут в крови.
И вот он здесь. Тоже епископ? Он сурово смотрел на меня с помоста, стоя на почетном месте рядом с королем.
— Проходи, лорд Утред, — снова заулыбался Этельстан. — Добро пожаловать! Проходи!
Благодарность, говорил мой отец, это болезнь псов. Так что я взобрался на помост, чтобы узнать, осталась ли в Этельстане хоть капля этой болезни и постарался ли мой обиженный старший сын разрушить дело моей жизни — вечно владеть Беббанбургом.
Wyrd bið ful ãræd. Судьба неумолима.
Глава пятая
Я мало ел, а пил еще меньше. Этельстан усадил меня на почетное место справа, заставив епископа Оду подвинуться. Король предложил мне вино, окорок, сыр, свежий хлеб и миндаль, дар короля франков, как он сказал. Он осведомился о моем здоровье и спросил о Бенедетте.
— Я слышал, она живет с тобой, — сказал он, — и, конечно, помню ее по двору моего отца.
— Где она была рабыней, — огрызнулся я.
— Я запомнил ее очень красивой, — проигнорировал он мой тон. — Да, она была рабыней. Поэтому ты на ней не женишься, лорд Утред?
— Конечно же, нет, — коротко ответил я, а потом решил, что нужно кое-что объяснить. — Она суеверна насчет брака.
— Как и я, — улыбнулся Этельстан.
— Но ты должен жениться, мой король. Твоим королевствам нужен наследник.
— И он у них есть! Мой единокровный брат Эдмунд. Ты ведь знаешь его?
— Помню его надоедливым ребенком.
Этельстан рассмеялся.
— Ты никогда не любил детей, да? Даже собственных.
Последние слова меня уязвили.
— Я любил своих детей, но потерял троих, — сказал я и тронул молот на шее.
— Троих?
— В первом браке у меня был сын. Он умер в детстве.
— Прости. Я не знал.
— Потом умерла Стиорра.
Этельстан решил не спрашивать, кто был третьим, поскольку понял, что я имел в виду епископа Освальда. Мой старший сын действительно стал епископом, получил епархию в Честере. Он так и сидел слева от Этельстана, но мы игнорировали друг друга. Мой сын холодно кивнул, когда я взошел на помост, но я не ответил, даже не посмотрел ему в глаза. Затем, когда Этельстан ненадолго отвлекся, я повернулся к епископу Оде.
— Почему ты мне не сказал? — тихо спросил я.
Оде не требовались объяснения. Он пожал плечами.
— Король хотел тебя удивить.
Он с непроницаемым выражением лица смотрел на меня серьезными, умными глазами.
— В смысле, шокировать?
— Я хотел сказать, что он молится за примирение. Как и мы все. Твой сын — достойный человек, господин.
— Он мне не сын.
От гнева и сожалений я насупился. Пусть Этельстан радушно приветствовал меня, но я чуял ловушку. Убить Колфинна было легко, но этот доброжелательный прием в заново отстроенном зале наполнял меня страхом.
— Принц Эдмунд подает надежды! — с энтузиазмом сказал Этельстан. — Он стал хорошим воином, лорд Утред. Он хотел отправиться с нами на север, но я оставил его командовать в Винтанкестере.
Я хмыкнул в ответ и уставился на залитый сиянием свечей зал, а люди смотрели на меня. Многих я знал, но для молодых я был незнакомцем, пережитком, именем из прошлого. Они слышали обо мне, слышали истории об убитых воинах и разгромленных армиях, видели браслеты на моих руках, боевые шрамы на щеках, но замечали и седую бороду, и глубокие морщины на лице. Я был прошлым, а они — будущим. Я больше ничего не значил.
Этельстан оглядел закрытые ставнями окна.
— По-моему, вот-вот выглянет солнце, — сказал он. — Я надеялся немного прокатиться. Ты поедешь со мной, лорд Утред?
— Я уже проехался с утра, мой король, — нелюбезно ответил я.
— В такой-то дождь?
— Я должен был кое-кого убить.
Он просто посмотрел на меня глубоко посаженными глазами на узком лице. Враги дразнили его «красавчиком», но они мертвы, а красавчик перерос свой мальчишеский вид и стал красивым, но суровым мужчиной, даже грозным.
— Теперь он мертв, — закончил я.
Я увидел тень улыбки. Он понял, что я провоцирую его, но отказался оскорбляться на грубость манер. Может, он и запретил людям ссориться, приказал не носить оружия, но я только что признался в убийстве, а он и бровью не повел.
— Поедем и возьмем с собой ястребов, — твердо сказал он и хлопнул в ладоши, призывая всех ко вниманию. — Солнце взошло! Не поохотиться ли нам? — Этельстан отодвинул свое кресло, вынуждая всех тоже встать.
