— Эгиль Скаллагриммрсон, — поприветствовал он нас, — ты должен поехать в Дифлин.
— Должен, мой король?
— Мы любим поэтов! Музыку! И ты, лорд Утред, тоже должен поехать.
— Я не поэт, и ты точно не захочешь слышать, как я пою.
Анлаф слегка улыбнулся.
— Я хотел с тобой поговорить. — Он указал на большой камень у тропы. — Посидишь со мной?
Мы сели. Какое-то время Анлаф молча смотрел на Спирхафок.
— Твой корабль? — нарушил молчание он.
— Мой.
— Хорошо выглядит, — неохотно признал он. — Фризский?
— Фризский.
— Чем занят Этельстан? — неожиданно спросил он.
— Наказывает скоттов.
— За что?
— За то, что они скотты.
Он кивнул.
— Сколько у него воинов?
— Не меньше двух тысяч, может, и больше.
— А сколько еще он может собрать?
Я пожал плечами, потому что на этот вопрос, вероятно, нет ответа.
— Тысячи четыре? Или больше, если созовет фирд.
— Больше, — вставил Эгиль. — Он может привести пять тысяч воинов даже без фирда.
— Согласен, — сказал Анлаф. — Он оставил тысячу в Честере и Меймкестере, — он старательно произносил непривычные названия, — и на Мерзе у него есть флот. Поэтому, думаю, Константин и отправил туда свои корабли. Он ждал вторжения в Камбрию.
— А вместо этого Этельстан вторгся на востоке.
— И что теперь будет?
Бледные глаза вглядывались в мои.
— Кто знает, король?
Он коротко кивнул.
— Предположим, Константин выживет. Что тогда?
— Скотты горды, — сказал я, — и жестоки. Они захотят отомстить.
— Этельстан хочет править скоттами?
Я обдумал вопрос и покачал головой.
— Он требует Нортумбрию и хочет, чтобы скотты покинули Камбрию, вот и всё.
Анлаф нахмурился, размышляя.
— Константин не будет сейчас сражаться, если Этельстан не совершит серьезную ошибку. Он уйдет в холмы. Примет свое наказание. Конечно, будут стычки, погибнут люди, но Константин станет выжидать. Если Этельстан пойдет за ним в холмы, он окажется на неудобьях, в окружении врагов и без еды, так что ему придется убраться. И тогда Константин поведет армию в земли Этельстана, и это, — он помолчал, глядя мне в глаза, — станет концом Инглаланда.
— Может быть, — с сомнением произнес я, — но Этельстан всегда может собрать больше воинов, чем Константин.
— В самом деле? — Анлаф замолчал, и когда я не ответил, он едва заметно улыбнулся. — Константин хочет нечто большее, чем Камбрия, — спокойно сказал он. — Он хочет разрушить могущество саксов и будет рад союзникам.
— Норвежцам, — без выражения сказал я.
— Норвежцам, данам, язычникам. Нам. Подумай об этом, лорд Утред! Этельстан ненавидит язычников, хочет уничтожить их и изгнать из своей земли. Но Константин более проницательный. Он знает нашу мощь, и она нужна ему. Ему нужны щиты, мечи и копья, и он готов платить за них землей саксов. Один король презирает нас, другой принимает с радостью, так за кого станут сражаться северяне?
— За Константина, — холодно произнес я. — Но будет ли он столь же радушен, когда победит? Он тоже христианин.
Анлаф проигнорировал мой вопрос.
— Теперь у Этельстана есть шанс, и только один — убить всех мужчин к северу от Кайр Лигвалида, стереть скоттов с лица земли, но он так не сделает, потому что это невозможно. А если бы он и мог, его религия слабаков утверждает, что это грех. Но он не сможет, людей у него не хватит. Он только болтает о наказании скоттов, а наказание тут не работает, только уничтожение. Сожжет парочку деревень, убьет несколько человек, объявит, что победил, и отойдёт. А после этого весь север набросится на него как стая голодных волков.
Я вспомнил о драконе и падающей звезде, и о зловещем пророчестве отца Кутберта, что зло придет с севера.
— Значит, ты будешь сражаться за Константина?
— Он знает, что я хочу получить Нортумбрию. В конце концов он мне ее предложит.
— Зачем Константину языческий король у южных границ?
— Потому что такой король лучше сакса, называющего себя правителем всей Британии. И потому, что Константин признает мое право на Нортумбрию. И это право у меня есть. — Он яростно посмотрел на меня. — Оно стало только прочнее после смерти Гутфрита.
— Это что, благодарность? — развеселился я.
Анлаф встал.
— Это предупреждение, — холодно сказал он. — Когда придут северные волки, лорд Утред, выбирай сторону осмотрительно. — Он кивнул Эгилю. — И ты тоже, Эгиль Скаллагриммрсон. — Он посмотрел на небо, оценивая ветер. — Говоришь, флот Этельстана идет на север?
— Да.
— И далеко?
— Так далеко, как ему прикажет Этельстан.
— Значит, лучше мне завтра отплыть домой. Мы еще встретимся.
Больше он ничего не сказал и пошел обратно в усадьбу Торфинна.
Я смотрел ему вслед и думал о словах короля Хивела, которые только что повторил Анлаф: «Выбирай сторону осмотрительно».
— Зачем он здесь? — спросил я.
— Набирает людей, — ответил Эгиль. — Он собирает армию северян, которую предложит Константину.
— И он хочет получить тебя.
— И тебя, друг мой. Тебя это соблазняет?
Конечно, меня это соблазняло. Языческая Нортумбрия — заманчивое будущее. Страна, где люди могут поклоняться своим богам, не боясь христианского меча у горла, но рядом с языческой Нортумбрией останутся христиане с севера и с юга, и ни Константин, ни Этельстан не будут долго терпеть. К тому же я не доверял Анлафу. Увидев Беббанбург, он возжелает его.
— Я хочу лишь умереть в Беббанбурге, — сказал я Эгилю.
Дед Анлафа Гутрум не смог победить Альфреда, и после этого владения западных саксов оказались такими обширными, что мечта Альфреда о едином государстве саксов, Инглаланде, едва не стала явью. Теперь внук Альфреда пытался завершить дело деда, а на севере бледноглазый внук Гутрума точил свой меч.
Зло придет с севера.
* * *
Держалась хорошая погода, но неуёмный ветер, скорее южный, чем западный, вынудил нас отойти далеко в Северное море, прежде чем повернуть назад к шотландскому берегу. Три дня нам пришлось потратить на поиск флота Этельстана — он зашел дальше на север, чем я ожидал. Коэнвульф спас в Фойрте почти все свои корабли, теперь бо́льшую их часть вытащили на длинный песчаный берег, а дальше, на западе, я увидел поднимавшийся к небу дым — это армия Этельстана предавала деревни огню. Двенадцать боевых кораблей Этельстана патрулировали берег, защищали стоящие корабли, два направились к нам, но сбавили ход и повернули назад, когда приблизились и разглядели волчью голову на парусе.