Уже в сумерках мы достигли Дингесмера и увидели, как уходят по Мерзу корабли с беглецами. Удалось удрать почти всем, но корабли отчаливали почти пустыми, их команды, оставленные для охраны, торопились, опасаясь погони, и бросили сотни людей. Их всех перебили на болотистом мелководье. Многие просили пощады, но у воинов Этельстана её не нашлось, и вода в камышах обагрилась кровью.
Мой сын и Финан нашли меня и наблюдали вместе со мной.
— Значит, всё закончилось, — не слишком уверенно произнёс Финан.
— Да, закончилось, — согласился я. — Можем ехать домой.
И внезапно мне захотелось в Беббанбург, где длинное побережье, чистое море, а над волнами носится ветер.
Меня отыскал Этельстан. Он выглядел суровым. Его кольчуга, накидка, конь и чепрак — всё было покрыто запекшейся кровью.
— Отлично получилось, мой король, — сказал я.
— Бог даровал нам победу. — Его голос звучал устало. И неудивительно, ведь вряд ли в этот день кто-то сражался в стене щитов яростнее него. Этельстан опустил взгляд на Вздох змея, губы изогнулись в улыбке. — Твой меч хорошо послужил мне, лорд Утред.
— Отличный меч, мой король.
Он протянул его мне рукоятью вперёд.
— Сегодня вечером ты ужинаешь со мной, лорд Утред.
— Как скажешь, — ответил я, с благодарностью принимая меч. Нельзя убирать его в ножны нечищеным, поэтому я отшвырнул найденный клинок, и весь долгий путь назад в подступающей темноте не выпускал Вздох змея из руки. Женщины на дороге обыскивали убитых и добивали длинными ножами умирающих, прежде чем обшарить тело. В наступивших сумерках сверкали огни первых костров.
Всё закончилось.
Эпилог
Я Утред, сын Утреда, и отца моего отца звали Утредом, и его отца тоже, и все они были лордами Беббанбурга. Я также им стал, но теперь народ называет меня лордом Севера. Мои земли протянулись от продуваемого ветрами Северного моря до обращённых к Ирландии берегов, и хотя я стар, моё дело — не давать скоттам пройти на юг, в земли, отныне названные Инглаландом.
Я усмирил Камбрию, отправив Эгиля и моего сына разобраться с зачинщиками беспорядков. Кое-кого они повесили, пожгли усадьбы, а земли отдали тем, кто вместе с нами сражался на пустошах Виреалума. Большую часть Камбрии до сих пор заселяют норвежцы и даны, но они живут в мире с саксами, а их дети учат язык саксов, некоторые уже и поклоняются пригвожденному христианскому Богу.
Мы гордимся тем, что нортумбрийцы, но теперь мы все инглаландцы. Этельстан зовётся королём Инглаланда. Его сломанный меч висит в Большом зале Винтанкестера, хотя сам я не ездил на юг поглядеть на это. Король проявил щедрость ко мне, наградив золотом и серебром, взятым на поле при Виреалуме, где полегло так много воинов.
Пир устроили через три дня после битвы. Этельстан хотел дать его в тот же вечер, но люди слишком устали, слишком много раненых нуждалось в заботе, так что королю пришлось подождать, прежде чем он смог собрать своих военачальников в Честере. На пиру эля было больше, чем угощений, да и те оказались не особенно хороши на вкус — ветчина, хлеб и похлебка с тушёным мясом, подозреваю, что кониной. После службы в церкви, проведенной епископом Одой, в главном зале Честера собралось около ста двадцати человек.
Там играл арфист, но не пел, потому что нет песни, подходящей к той бойне, в которой мы устояли. Пиршество называли победным, полагаю, так оно и было, но пока эль не развязал пирующим языки, это больше походило на похороны. Этельстан произнес речь, где скорбел о потере двух олдерменов, Эльфина и Этельвина, а потом перешёл к похвале в адрес сидящих на скамьях. Когда он особенно выделил Стеапу, получившего удар копьем в руку, пока его всадники пробивали стену щитов Анлафа, раздались громкие крики одобрения. Этельстан упомянул и меня, и назвал первым воином Инглаланда. Люди согласились с этим радостными возгласами.
Инглаланд! Помню, как я впервые услышал это название, и тогда оно показалось мне странным. Король Альфред мечтал о нём, когда мы шли с болот Сомерсета, чтобы напасть на огромное войско, возглавляемое дедом Анлафа.
— Мы должны были погибнуть при Этандуне, — однажды сказал мне Альфред, — но Господь был на нашей стороне. Инглаланду суждено быть.
Я в это не верил, хотя много лет воевал за его мечту, не всегда с охотой. А теперь его внук разбил альянс северян, и его Инглаланд протянулся от холмов Шотландии до южного моря.
— Бог нам дал эту страну, — объявил Этельстан в главном зале Честера, — и Бог будет её хранить.
Правда, Бог Этельстана позволил Анлафу и Константину сбежать от расправы при Виреалуме. Анлаф в Дифлине клянется, что еще поквитается. Вполне возможно, он ведь молод, зол и честолюбив. Мне сказали, что король Шотландии отказался от трона и ушёл в монастырь, королевством теперь правит Индульф, его второй сын. У моих северных границ до сих пор случаются набеги и угоны скота. Но теперь реже, поскольку, когда мы ловим грабителей, то убиваем их, а головы приколачиваем на деревья, чтобы и остальные поняли, что их ждет.
Дракон и звезда не солгали. Зло явилось с севера, и дракон издох на пустошах Виреалума. Там погибли Домналл и Келлах. Там убит был и Анлаф Кеннкарех по прозвищу Шелудивый, король ирландского Хлимрекра, вынужденный сражаться в Виреалуме вместе с тезкой-завоевателем. Оуайн из Страт-Клоты тоже пал среди своих чёрных щитов от рук людей Ситрика. Гибеахан, король островов Судрейяр, получил удар копьем в спину, когда пытался бежать.
Поэты твердят, что там погибло семь королей, и, возможно, они правы, только некоторые из погибших были лишь вождями, называвшими себя королями. У меня земель больше, чем у некоторых королей, но я зовусь лордом Беббанбурга, это единственный титул, какого я когда-либо для себя желал. Он достанется моему сыну, а потом его сыну. Иногда я сижу на террасе перед своим домом и смотрю на мужчин и женщин, что служат мне, а потом устремляю взгляд на безбрежное море и тучи, собирающиеся над холмами в глубине суши, и на стены, которые я отстроил еще выше, и негромко благодарю богов, что так долго присматривают за мной.
Бенедетта сидит со мной рядом, положив голову мне на плечо, и с улыбкой посматривает в сторону большого дома, что я выстроил у северной окраины крепости. В этом доме обитает моя жена. Иногда мне кажется, Этельстан настоял на браке только ради того, чтобы меня подразнить — поросёночек Элдрида стала моей женой. Я ожидал, что Бенедетта придёт в ярость, но её это лишь позабавило.
— Бедное дитя, — сказала она и с тех пор ей внимания не уделяла.
Элдрида меня боится, ещё больше она боится Бенедетты, но она принесла мне земли в Камбрии, такова была цель этого брака. Я стараюсь быть добрым к ней, но ей хочется только молиться. Я построил для неё отдельную часовню, и она привезла в Беббанбург двух священников. Всякий раз, приближаясь к Морским воротам, мне приходится выслушивать их молитвы. Она говорит, что молится за меня, и, возможно, именно поэтому я ещё жив.
