– Нет, не нравится.
– И в твоем мире?
– И в моем.
Я вздохнула, поднялась и уселась на нем, обхватив ногами его бедра.
– Скажи, какое мое будущее здесь ты видишь? Кто я здесь?
– Моя жена. – Вангьял упрямо сжал челюсти.
Я мягко улыбнулась, с укоризной глядя в желтые глаза.
– Ты можешь быть эмпатом и здесь. Может, здесь ты нужнее. Измени мир так, чтобы не закрывать больше на улице глаз.
– Мы не имеем права вмешиваться.
– Ты уже вмешалась.
Он был прав, но разговор ушел от поднятой мной темы.
– Не по собственной воле.
Вангьял сжал челюсти сильнее. В нем росла злость и отчаянье.
– Но по собственной воле ты моя сейчас. Или это ради выгоды?
– Мне нет никакой выгоды, ты знаешь.
Он оставался все так же слеп, зол и упрям. Мои намеки пропустил мимо ушей. Конечно же я понятия не имела, что ждет меня в будущем: улечу я или останусь. Тоска заполняла грудь, когда мысли обращались к неизбежной необходимости сообщить ученым об этой планете раньше, чем меня найдут на ней военные или разведка. Но эта же тоска наполняла меня теперь, когда он думал о себе и своих желаниях. Есть два мира, мой и его, но он мыслит только о том, как оставить меня в своем.
Этой ночью я спала одна. Вангьял ушел работать в свой кабинет. Только под утро я почувствовала ласковое прикосновение прохладных пальцев к своим губам и щеке. Не открывая глаз, я поймала его за сорочку и потянула на себя, вынуждая лечь. А когда он подчинился, прижалась к нему и вновь растворилась в сновидениях.
– Забава, – позвал он с десяток минут спустя. Мне показалось, что с десяток.
– Вставай, – продолжил Вангьял мягко. – Нам надо ехать.
Нехотя я послушалась и приоткрыла глаза.
– Пойдем.
Он сидел рядом и внимательно меня изучал. Спокойный, сосредоточенный и виноватый. Не удивиться такой разительной перемене было сложно. От прежнего раздражения не осталось следа.
– Доброе утро, – поприветствовала я.
Вангьял кивнул.
С такой свойственной ему спокойной холодностью он помог мне подняться, одеться и выйти во двор. Скафандр сам лично упаковал в плотный тканевый мешок и убрал в дорожный сундук. Даже в машину усадил сам. Никогда не забуду лица обитателей дома в этот момент. В здешнем мире двери перед женщиной распахивает раб, но не муж или брат. И уж тем более не господин перед рабыней. Я оглянулась и напоследок помахала ошеломленной Булан. Она единственная из работников, по кому я, возможно, буду скучать.
Вокзал громыхал, гудел, стучал, кричал, дымил и вообще производил малоприятное впечатление. Причем источником львиной доли шума были люди. Сразу вспомнились тихие, ухоженные залы ожидания скоростных веток на Гее. Впрочем, оказавшись внутри, я позабыла про все неудобства. Члена королевской семьи перевозили по-королевски. В его распоряжении был целый вагон с диванами, подушками, столиками, кроватью, коврами, тяжелыми шторами и угощением.
Я тихо удивленно выдохнула, рассматривая богатое убранство.
– У вас нет поездов?
– У нас скоростные электропоезда. Тихо, быстро, безвредно для природы.
Вангьял фыркнул:
– И почему я тебе постоянно верю на слово?
– Потому что в отличие от всех, кого я здесь встречала, ты умный.
Он прохладно улыбнулся и, кажется, еще сильнее выпрямил и без того прямую спину. Ожидаемая и довольно забавная защитная реакция. Я ласково улыбнулась в ответ.
– Не согласен?
– Не мне судить, умнее я окружающих или глупее.
Ответ прозвучал чопорно и заученно, с не свойственными Вангьялу интонациями.
– Значит, об этом буду судить я.
Все же ночная обида не до конца прошла. Осадок у него в душе остался. Я вздохнула и перевела взгляд с его лица на царство роскоши и комфорта. Мы так и стояли у входа.
– Как мне себя тут вести?
– Как пожелаешь. Сюда заходят с разрешения или по зову.
Вангьял, не оглядываясь, направился к высокому круглому столику у противоположной двери, где на глубоком подносе стоял кувшин с водой. Да только до кувшина так и не дошел. Замер у дальнего окна, а затем, уставившись в него напряженным ледяным взглядом, медленно поднял руки, демонстрируя кому-то пустые ладони. Я непроизвольно повернула голову вправо на ближайшее ко мне окно. Оттуда на меня смотрели дула сразу трех ружей. Я вопросительно взглянула на Вангьяла. Дверь за моей спиной тихо открылась.
– Не шевелитесь, господин воин силы, – напряженно, но все же уважительно проговорил мужской голос.
Повернуться и взглянуть на лицо незнакомца я не могла. К моей скуле прижималась прохладная тупая сталь.
– Осмелюсь предположить, что жизнь этой рабыни вы цените высоко. В то время как мы нет. Мы не спасаем и не бережем предателей. Я заберу ее, а вы выкупите. Условия обмена найдете под кувшином.
В мое плечо вцепились жесткие холодные пальцы. Незнакомец резко потянул меня назад. Я едва равновесие не потеряла. Это злоумышленника не остановило, он выволок меня из вагона едва ли не за шкирку. Вангьял не шевельнулся, только провожал меня потемневшими глазами. Я знала, какие эмоции скрывает этот взгляд, и мне на краткий миг стало страшно за людей, что столь опрометчиво решили стать его врагами. Потом я подумала, что для него это неплохая возможность потерять инопланетянку, а для меня – сбежать.
Молча и внешне равнодушно я села в кузов крытого тентом грузового автомобиля, который загнали прямо на платформу. В общей суматохе никто внимания не обратил на оружие возле моей головы. А может, и обратили, да связываться не захотели. Перед глазами все плыло. Справиться с щемящей тоской в груди оказалось невероятно сложно. Остаться рядом с ним я хотела намного сильнее, чем привыкла считать. Так же как неверно рассчитала его привязанность ко мне. Его холодное каменное лицо, обжигающий взгляд и подрагивающие на руках пальцы рассказали об этом. Я не его необычная, интересная игрушка или рабыня, я – женщина, которую он полюбил.
– Ты меня не слышишь? – повысил голос тот самый злоумышленник, что вывел меня из вагона.
Я подняла на него глаза.
– Что заставило тебя обменять свободу на жалкое существование на привязи?
Я задумчиво оглядела человека, устроившего неожиданный поворот в моей судьбе. Не глупец, но и не обладатель разума, равного Вангьялу. Без широких взглядов, упрямый, агрессивный, склонный к депрессиям. Определенно талантливый оратор. Общаться желания не было никакого и все же надо.
– Свобода всегда неизменна и всегда со мной.
– Что?..
Мои слова ожидаемо и поразили, и озадачили незнакомца. Напускная поэтичность речи, ее надменность зацепили раненую мужскую гордыню. Это он здесь собирался быть поэтичным и надменным оратором.
