– Ты – рабыня!
– Раб тот, кто мыслит, как раб. Для иных «раб» – пустое слово.
– Ты предала свободу!
– Каким же образом?
Конечно, я знала ответ на свой вопрос, но в беседе с подобным человеком стоило проявить терпение, внимательность и осторожность.
– Не дав свершить справедливое возмездие.
Теперь мне нужно было предстать невинной и наивной.
– Если можешь спасти жизнь, не имеет значения, чья это жизнь.
Похититель нахмурился:
– Откуда ты такая?
– С Белой земли, – без запинки соврала я. – Мой народ живет в снегах, там, где свет рождает день, а холод – ночь. Там, где долгими зимами небо сияет зелеными огнями и где нет рабов и хозяев. Есть лишь белый искрящийся простор, семья и бескрайние стада.
Я тихо всхлипнула. Играть особо не понадобилось, напротив, едва не разревелась, в памяти неожиданно всплыли образы матушки и нашего с ней сада за старой мельницей. Насколько соскучилась по дому, тоже не подозревала. Пережитый стресс обострил эмоциональное восприятие.
– Как твое имя?
– Индан.
– Нет, – мой упрямый собеседник оказался любопытнее, чем мне хотелось бы.
– Как тебя зовет твой народ?
– У нас нет имен.
Машина начала подпрыгивать на ухабах, а не просто трястись. Либо это означало, что мы за город выехали, либо оказались в бедном районе. К сожалению, за все то время, что я прожила в Сунда Келапа, видела не много и могла лишь предполагать.
– Так тебе поэтому не любопытно мое имя?
Я состроила виноватое лицо:
– Не хотела обидеть. Как ваше имя?
– Бурый.
– Похоже на прозвище, как у меня.
Господин Бурый усмехнулся и подозрительно сощурился:
– Верно. Имени своего я и сам уже не помню. Так как же вы зовете друг друга?
Я медленно подняла руку и прикоснулась к плечу Бурого.
– Так. Называют только зверей. Разве я похожа на зверя, чтоб меня называть? – дальше я изобразила раненую гордыню.
Сказать, что собеседник был ошеломлен, не сказать ничего. Иное мышление, иной социум, иные правила настолько захватили его, что он не сразу собрался с мыслями.
– Как же ты позволила себе имя дать?
– Я поняла, что имя – это вежливость для вас. Со своими правилами в чужой дом не приходят.
Совесть тут же напомнила о том, с каким энтузиазмом я объясняла Вангьялу, что и как неправильно в его мире. Зато желтые глаза Бурого загорелись живым любопытством. С этого момента я перестала быть разменной монетой. Теперь я была нужна ему. Разум человека всегда стремится к неизведанному.
– Чем ты убила собаку судьи?
– Ядом зеленой… – Я осеклась и задумчиво покусала губу, затем продолжила: – Не знаю, как перевести название. Не видела здесь еще такой травы.
– Складно врешь.
Я нахмурилась и склонила голову чуть набок, внимательно глядя в глаза Бурого:
– Вы все здесь такие странные.
– В чем же наши странности?
– Во всем. В домах, в речи, в поведении, в образе жизни. Вот вы боретесь с рабством, верно?
Бурый кивнул. Хотел подловить меня на вероятной лжи, но вместо этого заинтересовался мной еще больше. Вангьял пока так и оставался самым умным из здешних обитателей.
– Но вы не готовы победить.
Я с усмешкой взглянула на сузившиеся глаза и плотно сжатые челюсти.
– Вы готовы бороться и умирать, но не знаете, что делать после победы. Или я ошибаюсь?
Первая оценка была верной. Бурый вспылил. Его захлестнула тихая ярость.
– Приехали, – сквозь зубы выдавил он и едва не вывихнул мне плечо, выволакивая наружу из грузовика.
Я сощурилась от яркого дневного света, а когда открыла глаза, поняла, что ошиблась. Город мы не покинули. Меня потащили по грязной, отвратительно пахнущей улочке и прямо в подвал одного из домов.
– Сиди! – скомандовал зло Бурый. Бросил меня на пол в крошечной комнате без окон и вышел, захлопнув тяжелую железную дверь.
Я вздохнула, встала на ноги и отряхнулась. Утро выдалось хорошее, день намечался паршивый. Остынет мой новый знакомый только к вечеру, а любопытство возьмет верх над гордыней только к завтрашнему дню. Впрочем, мог попасться субъект и похуже. Люди часто принимают психопата за лидера.
Я огляделась более внимательно. Серые грязные стены со следами нескольких слоев старой краски. Каменный пол, беленый высокий потолок и надежная дверь с засовом снаружи. Сырость, плесень и неприятная прохлада. Зато освещение есть, пусть и в виде тусклой желтой лампочки. Я толкнула дверь на всякий случай. Не помогло. Клетку для заложницы надежную нашли. Ни шанса на побег. Я вздохнула, уткнулась лбом в дверь и запела сначала тихо, потом громко.
Глава 9
Я была права. Бурый вернулся вечером с водой, матрасом и каменной физиономией. Ничего не сказал и не спросил, бросил матрас, поставил керамическую миску с водой на пол и удалился. Я обрадовалась всему: и воде, и сну в одиночестве. Не лучшая ночь моей жизни, но хотя бы спокойная.
Поутру Бурый явился снова. На этот раз каменная физиономия желала общения.
– Как ты сюда попала?
– С охотниками. Это было лето искателей. Раз в сто зим мы отправляемся на поиски новых земель.
– И где же другие охотники?
– Где-то ходят, а может, уже возвращаются или умерли. – Я сидела на матрасе со скрещенными ногами и невинными глазами смотрела на незваного гостя снизу вверх.
– Ты предрекаешь нам гибель?
– Нет. Я только сказала, что вы не готовы быть победителями. Вы заранее готовы проигрывать снова и снова.
Злость обуяла Бурого с новой силой, но на этот раз он с ней справился.
– Ты нас не знаешь.
– Вас не знаю, но вижу законы вашего общества. Вы не стремитесь уничтожить рабство. Вы стремитесь уничтожить хозяев и занять их место. Это разные вещи.
– И что же ты предлагаешь? – с плохо скрываемым ехидством и яростью процедил Бурый.
– Ничего. – Я вытянула вперед руки и повернула ладони вверх, демонстрируя здешний жест примирения. – Я всего лишь говорю, что думаю. Отчего ваше общество так не может слышать искренние мысли окружающих людей? Почему вы так нуждаетесь во лжи?
И вновь предводитель повстанцев попал в капкан инакомыслия. Он растерялся и задумался. Если я права, а я права, то он не позволит себе быть как все.
– Ты права, мы были не готовы побеждать, но так было раньше. Сейчас мы готовы, теперь все иначе. И ты, сама того не понимая, нам поможешь. Уже помогаешь.
