Он ждал меня на веранде.
– Положи.
Я поставила на пол тушь, бумагу, кисти и собралась состроить удивленный взгляд, но не успела. Он схватил меня за руку и затащил в комнату. Сопротивляться я не стала. Сопротивление не всегда уместно. Вангьял прижал меня к стене и снова поцеловал, требовательно, настойчиво и зло. Так же он целовал меня почти девятнадцать дней назад утром, когда, проснувшись, обнаружил, что татуировка с моей шеи окончательно исчезла. Татуировка, как объяснила мне, краснея, Булан, делала меня не просто бесплатной рабочей силой, а личной рабыней для секса. Были здесь и такие.
Три поцелуя за три недели. Вот и все, что он себе позволял с рабыней. Власть развращает. Безграничная власть уничтожает. Он обладал властью, но не давал ей разрушить себя. То, чем я не могла не восхищаться.
Я чувствовала его руки на своей талии, чувствовала, как он упрямо борется с желанием поднять их выше, к моей груди, или опустить ниже, чувствовала его горячее дыхание и тело. Его сердце билось прямо под моей ладонью. Остаться спокойной и не ответить в третий раз было сложнее. Вангьял резко отличался от всех мужчин, с которыми мне приходилось общаться раньше.
– Отсюда разве можно убежать? – прошептала я, когда он прервал поцелуй и прижался лбом к моему виску.
– Нет.
Он не собирался меня отпускать, и я знала об этом. Я собиралась сбежать, и он чувствовал это.
– Расскажи мне о себе, – попросил он. Просил не в первый раз. Раньше я уворачивалась, меняла тему. Сейчас менять тему не стала.
– Что рассказать?
– Все.
Я улыбнулась и чуть сместила голову, заглянув в желтые глаза.
– Спроси детали.
– Спроси конкретнее, – привычно поправил он.
– Спроси конкретнее.
– Откуда ты?
– Дальше вопрос.
Он закрыл глаза и устало вздохнул:
– Я могу заставить тебя ответить.
– Знаю, – просто согласилась я.
И душой не кривила. Он действительно мог.
– Кто ты?
– Слишком общий.
– Как исчезла метка?
– Растворилась. На мне останется метка только от очень глубокой раны.
– Шрам.
– Шрам.
Он выпрямился и запустил пальцы в мои волосы.
– Почему синие?
– Они были белые, но я их покрасила. Насовсем. Была молодая, глупая и пьяная.
В желтых глазах мелькнуло искреннее недоверие и удивление. Как он смеется от всей души, видела впервые. Сама засмеялась. Сложно было не вторить, глядя на его светящееся лицо.
– Молодая – это сколько?
Я задумчиво нахмурилась. Возраст человека они считали от момента зачатия и по годовым циклам.
– Около семнадцати.
– А теперь?
– Двадцать шесть.
Он удивленно поднял брови. Оказаться всего на пару лет старше меня явно не ожидал.
– У тебя есть семья?
– Нет. Родители умерли, когда я родилась.
– У тебя есть образование?
– Что? – не поняла я, встретив еще одно незнакомое слово.
– Ты училась писать, читать, рисовать, петь?
– Да.
– Каково твое положение дома?
Вот это мне, возможно, будет сложно объяснить. Я постаралась подобрать самое подходящее из известных мне слов.
– Одинаковое. Все люди одинаковые. Все люди свободные. Все люди образование.
– Все люди образованные, – поправил он.
Я кивнула.
Объяснить оказалось несложно. Принять объяснение было сложнее. По крайней мере, мне так прочиталось.
Он немного помолчал, задумчиво расправляя своими длинными пальцами синие пряди на моих плечах. В глаза мне отчего-то при этом не смотрел.
– А мужчина? – наконец равнодушно поинтересовался он.
– Какой мужчина? – не поняла я, вспомнив Кобольда. О нем мы еще тоже не говорили.
– Чья ты?
– Муж? – проговорила я на родном. Здесь понятие «муж» буквально произносилось как «хозяин». Хозяин такой-то. Или хозяин дома такого-то. «Женщина» и «жена» – одно слово.
– Муж, – повторил он, стиснув челюсти. – Он твой хозяин?
Я засмеялась:
– Нет. Слово «хозяин» на моем языке «муж», только не с таким плохим смыслом.
Вангьял заметно расслабился, но в глаза мне по-прежнему не смотрел. От волос перешел к моим ключицам под темной легкой тканью его сорочки. Обводил их кончиком указательного пальца.
– Нет, мужа нет. Мужчины нет, – добавила я на всякий случай. Не знаю зачем. Действительно не могла сдержаться и не реагировать на него. Да и как сдержаться, когда он не скрывает, что я ему нужна?
– Что ты делала в роще?
– Ловила того, кого нарисовала тебе.
– Ты?!
Мягко улыбнулась. Ну да. На виртуозного ловца я мало похожа.
– Со мной было пятеро мужчин.
Получила шанс вновь лицезреть взгляд желтых напряженных глаз.
– Двое из них лучшие охотники моего мира. Он убил всех.
– Говорила, одинаковые?
Умный хитрец. Легко подметил.
– Имя того, кого нарисовала, Кобольд. Он рожден испорченным, – постаралась подбирать наиболее подходящие известные мне слова. – Он убивает, обманывает, нападает, калечит. Для него нет законов и правил. Люди, звери, дети, старики, женщины, мужчины – ему не важно. Таких мы изолируем.
– Ты не воин. – Вангьял смотрел на меня озадаченно.
– Я – эмпат.
– Эмпат, – повторил мой внимательный собеседник чуждое слово.
– Я изучаю человека. Знаю, что чувствует, чего хочет, как поступит.
Вангьял нахмурился.
– Одного человека. Многих сразу понимать не могу.
– Одного человека… Чего я хочу?
Конечно, я знала, какой вопрос последует в первую очередь за моими объяснениями. Склонила голову набок и мягко улыбнулась, глядя в хитрые ласковые глаза. Чего он хочет прямо сейчас, увидела бы не только я. Любая женщина поняла бы. Чего ж тут сложного? В целом он мне верил на слово, знал, что не вру. Еще одна удивительная особенность этого мужчины – его разум был открыт всему новому, не оказывал сопротивления истине, не прятался за догмами устоявшихся убеждений. Он видел мою внешность, мои особенности, и этого было достаточно, чтобы не барахтаться в бесполезных сомнениях. А вопрос свой задал из желания получить то, чего давно и страстно от меня требовал. Я оказалась перед выбором. И выбрала.
