– Семейные разборки, – я тоже не стала вдаваться в подробности.
Прошла в свою комнату, прикидывая, не забыл ли дракон про креслице.
Не забыл.
Нахально зашел вслед за мной и скомандовал:
– Мебель уворованную тоже давай.
Поскольку его визита я вовсе не ожидала, предлога задержать свой трофей не придумала, а потому честно сказала:
– Давай потом. Я его так и не осмотрела. А книги вот. Только вернуть не забудь.
Рыжий – хотя сейчас он был белобрысый – быстро упаковал тяжелые томики в подпространственный карман.
– Спасибо. А про кресло я тебе уже все сказал.
– Ну Дэс!
– Ладно. Тогда давай сейчас, вместе.
Ну хоть так.
Минуту спустя мы склонились над столом, едва не соприкасаясь лбами.
Предмет кукольной меблировки безмятежно демонстрировал нам пухлое сидение, широкие подлокотнички, выгнутую спинку… только размеры и говорили о том, что кресло игрушечное. Очень, очень искусная работа. Явно вот не для кукол.
– Ну и что ты тут хочешь разглядеть? – спросил дракон, опуская пониже светящийся магический шарик.
Я промолчала.
Не нужно быть Мастером Изменений, чтобы вернуть предмету его настоящий вид. Если он есть, конечно. Но что-то подсказывало – я права.
Повинуясь моим манипуляциям, креслице скрипнуло, качнулось… вытянулось… сплющилось… И превратилось.
В засушенный бутон тюльпана.
И только.
– И что это значит? – озадаченно спросил Дэс. – Ну-ка…
От протянутой ладони дракона на бутон упали несколько зеленых искорок. Мигнули и погасли.
– Слушай, это просто цветок.
– Ну да, – согласилась я и щелкнула пальцами, пряча бутон в прежнюю форму.
Кукольное креслице исчезло в кармане Дэса, и он задумчиво сказал:
– Странно…
– Не очень. – Я пожала плечами. – Знаешь, иногда цветок – это действительно просто цветок. Будешь обратно класть – попробуй там еще что-нибудь расколдовать.
– Есть идеи?
– Посмотрим, – уклончиво сказала я.
Все мы что-нибудь храним. У каждого есть памятные вещи – камешек особой формы, детский дневник, подаренные мамой бусики или веточка акации, сорванная любимым человеком… Вещи, важные лично для тебя, ничего не значащие для других. И хранить их можно по-разному…
* * *
Ближе к вечеру, пользуясь законным выходным, я попивала чаек и беседовала с фамилиаром, пользуясь отсутствием лишних ушей. Благо дракон отбыл восвояси, Милана убежала на стажировку, а Вирни удалился гулять по Лужайкам в поисках свершений, его достойных.
– Зря вещи отдали, – разочарованно вздыхал кот. – Ладно ты! Ты, как девица благородная и стало быть житейски глуповатая, и не могла поступить иначе. Но я-то куда смотрел?!
– На кровать? – сделав еще один глоточек, флегматично предположила я и скосила взгляд на монументальный предмет меблировки, который все еще стоял посреди полянки.
– Да, но ее я планировал оставить для личных нужд, что и сделал. А все остальное можно было бы продать!
Я подавилась, и возмущенно заявила:
– Жоз, это же чужое!
– Это Вирниэля! А он твоя истинная пара.
– И что?
– Как это “и что”? – неподдельно изумился кот и назидательно напомнил: – А как же “в горе и в радости, в богатстве и бедности”? Хочу заметить, что богатыми нас сейчас никак не назовешь, а вещички явно были антикварными!
– Ну ты жук!
– Просто у меня чутье на деньги. Если бы не я, то ты бы до сих пор перебивалась случайными заработками и копейками, что дядюшка выдает на булавки.
Я только вздохнула, признавая правоту фамилиара. Пошевелив усами, Жозефин вкрадчиво предложил:
– Слушай, Тильда, а не отправиться ли нам в приятное путешествие до таверны? Нацепи платьице помилее, чулочки однотонные, и самое главное – не забудь взять из дома любезное выражение лица. Нам нужно вливаться в местное сообщество!
Я кивнула, заглянула в кружку и, увидев там всего несколько глотков остывшего уже чая со взвесью на донышке, отнесла посуду в раковину.
Пока мыла, а потом переодевалась, с печалью вспоминала о словах котяры.
Жоз был совершенно прав: свои деньги я умела разве что тратить, а не приумножать.
Род Ронбергов, конечно же, древний, именитый и очень состоятельный. Но я женщина, и, несмотря на то, что являюсь единственной наследницей родителей, получить доступ к их финансам смогу, только если выйду замуж, ну или когда достигну двадцатипятилетия.
Притом, к несчастью, магистр Теолит несмотря на всю родственную любовь, не спешил просвещать меня в финансовом плане.
Жозефин такую тактику моей родни не одобрял, потому некоторое время провел за изучением трудов по экономике, а после заявил, что мы готовы к инвестициям!
Далее была провернута огромная афера, которая помогла нам обзавестись стартовым капиталом. Для этого кот нашел призрак старушки, которую прибили наследнички, не желая ждать, пока она благополучно отойдет в мир иной самостоятельно.
А у бабушки был один весомый для нас плюс. Она при жизни была параноиком, потому все свои капиталы рассовала по баночкам-сундучкам и спрятала. И одной такой заначкой согласилась поделиться в обмен на восстановление справедливости.
Я улыбнулась, вспомнив, насколько веселым приключением это обернулось. Я взбаламутила парочку друзей с других курсов факультетов, в том числе одного очень хорошего некроманта, и к страже мы обратились уже с полным комплектом доказательств!
Именно тогда Жоз сказал, что за такую инициативность и креатив он готов мне простить многое!
До таверны дошли быстро. Заведение “Похоронный Гусь” располагалось на центральной улице, и было достаточно чистым, а из окон пахло настолько привлекательно, что рот тут же наполнился слюной, а ноги сами собой ускорили шаг. Правда кто именно хоронил Гуся и почему с большой буквы – оставалось загадкой. Вообще, эльфы любят писать слова с заглавных и совершенно не по делу! Хоть ту же Вечно Зеленую Сосну вспомнить…
Жозиков хвост встал трубой, а на усатой морде светилось самое вдохновенное выражение:
– Вкусно, как же вкусно! Чую рыбу в сливках! Тильда, ты побалуешь лучшего мужчину в твоей жизни?
– Разумеется! – Я тепло улыбнулась.
Желания язвить не было, несмотря на обычную браваду фамилиара.
– Отлично, просто отлично. Морок повесила? Тебя, как темную ведьму, уже знают в лицо, так что хорошо бы исказить черты. И не трогай ты волосы! Боюсь, местные завсегдатаи решат, что это кокетство, а не тоска по шляпе. И вообще, у меня есть смутное ощущение, что ты к этой бесполезной остроконечной тряпке привязана даже больше, чем ко мне!
