— Пусти ее, Нина, — они так увлеклись друг другом, что не заметили, как Игорь из кабинета вышел, чуть сзади в коридоре остановился.
Скулы напряжены, желваки ходят, взгляд острый… Редко когда таким бывает. А вот голос спокоен. Угрожающе спокоен.
— Нет, — настолько, что Нина обернулась даже, увидела выражение на лице мужа, сама побелела… Ксюша же не испугалась отчего-то.
Ей сейчас вообще ничего было не страшно. Пусть впереди абсолютная неопределенность. Пусть больше ни копейки с карточки не снимет, на которую отец ежемесячно круглую сумму зачисляет. Пусть жить ей придется в квартире, которая тоску навевает, но… Это все мелочи. Выбор-то правильный… В этом сомнений не было…
— Сама вернется. Просить будет. А мы подумаем, пускать ли…
Игорь говорил, глядя прямо в глаза дочери. Даже не бросал вызов, просто констатировал то, в чем не сомневался.
Он-то всякое в жизни повидал. И бродяг борзых. И принцесс глупых. Надеялся свою дочь от ошибок уберечь, но что поделаешь, если она упрямо хочет их совершать? Одну за другой. Драть коленки до крови, а потом рыдания сдерживать, чтобы он не мог сказать: «ну я же говорил, дочь, не беги так быстро…».
— Не попрошу… — Ксюша чемодан так и бросила в комнате.
Мимо онемевшей вдруг матери прошла, взглядом по лицу отца скользнула, вниз по лестнице, до ворот…
Ваня за ними стоял. Курил, бросал взгляды на дом…
Ксюша не выдержала, только рядом оказалась — тут же в объятья нырнула, дрожала вся, дышала прерывисто.
— Все хорошо, Ксюш… Все хорошо… Ты чего…
— Я сюда не вернусь больше, Вань… Они такие…
Она высвободилась, телефон достала, забросила обратно во двор…
— Пусть подавятся игрушками своими…
— Поехали, Принцесса. Тебе остыть надо…
Ваня усадил ее в одно на двоих с Киром «корыто», которое пригнали из Литвы недавно, рванул, периодически бросал взгляды на трясущуюся, бледную, злую…
Она сегодня для него с новой стороны открылась.
Нет, он-то знал, что его Ксюша — очень сильная, смелая, готовая драться с любым за справедливость, но… До последнего сомневался, что идея познакомить его с родителями закончится чем-то хорошим. Понимал, что тянуть смысла нет — все равно рано или поздно встанет вопрос, но…
Знал, чем все закончится. И, если честно, боялся, что закончится все закономерно. Она прислушается к голосу разума, бросит его, найдет кого-то более… нормального, заживет…
Он и сам держаться должен был. Вести себя так, как ожидали бы родители Принцессы, за которой стал волочиться Бродяга, но… Не в его характере было пресмыкаться. Все, что у него с детства было — чувство собственного достоинства. И по нему не позволено было топтаться никому. Даже самому большому в мире денежному мешку.
— Все хорошо будет, Ксень, — Ваня в очередной раз от дороги отвлекся, улыбнулся ласково, насколько мог, положил руку на ее колено, сжал немного, погладил большим пальцем нежную кожу. Она кивнула. Не верила, но кивнула.
— Они просто не знают тебя. Никто тебя не знает, поэтому… — ей было невыносимо стыдно за родителей перед Ваней. Перед самым лучшим в мире мужчиной.
— Ты знаешь — это главное. Мне больше ничье одобрение не требуется.
Он честно ответил, она это прекрасно знала. Откинулась в кресле, голову запрокинула, глаза закрыла, постаралась успокоиться… В голове такой сумбур творился. Сотня вопросов, миллион мыслей.
— Если что, я у Марины поживу, она пустит… — поняла вдруг, что она сама решение приняла — уходить из дому — не спрашивая у Бродяги, примет ли, хочет ли… Испугалась почему-то.
Они в этот момент как раз на светофоре притормозили. Ваня глянул на нее, не понимая, что говорит, потом…
Рукой за шею ее к себе притянул, уткнулся лбом в ее лоб, грубо все это делал, но он иначе не умел, она это знала прекрасно.
— Глупостей не говори. Я квартиру начну искать. А пока у нас побудешь. Кир поймет… Все будет хорошо.
Кивнула, как могла, дальше ехала, уже неотрывно на него глядя. На свой выбор. Свой единственный возможный правильный выбор.
* * *
Настоящее…
— Такая же, — воспоминания того ухода у обеих женщин перед глазами промелькнули. Обеим тогда было очень сложно. Обе долго шли к прощению. Обе до конца так и не простили, но приняли… То, что они разные, что они никогда не станут единомышленницами в некоторых вопросах, но любить друг друга они могут невзирая на это.
— Спасибо, — Нина все поняла, смирилась, кажется. Сменила оборонительную позицию — у дверного косяка, на позицию принятия — прошла вглубь комнаты, села на кровать.
— Мне отец сказал, что ты думаешь о всяких глупостях…
Ксюша хмыкнула. Надеяться на то, что Нина не узнает, было бы слишком наивно. С другой стороны… Отец правильно поступил. Ведь первая порция возмущения и отрицания досталась ему. Он, наверное, уже и успокоить ее успел… Слегка.
— Это не глупости, мам. Я думаю о том, чтобы родить от Вани.
— Зачем? Зачем себя мучить… И ребенка? Это ведь жестоко, Ксения. Сознательно рожать, когда знаешь — он не узнает, что такое любовь родного отца.
— Ты говоришь так не потому, что так думаешь. Просто не считаешь мое поведение правильным, вот и давишь на эгоистичность…
— А какая разница, почему я так говорю? Важно, что тебе ответить нечего…
Ксюша усмехнулась, чемодан закрыла наконец-то, на пол спустила, потом же рядом с матерью села, положила голову на ее плечо, прикрыла глаза, позволила приобнять себя, по голове погладить.
Это удивительно, но язык может жалить в самое сердце, а руки одновременно лечить самые глубокие раны.
— Мне нужен маяк, мам. Иначе унесет…
Дальше спорить Нина не стала. Поняла. Прекрасно поняла. У нее ведь был свой маяк — своенравная Ксюша. Та, которая выросла совершенно на нее не похожей, но самой близкой, самой родной.
И что бы в жизни ни происходило — у Нины был маяк. Потеряй она его… Даже думать не хотела, что с ней случилось бы.
— Значит, воспитаем… Надеюсь, в Веремеевскую породу пойдет…
Глава 12
Настоящее…
— Алло, Ксения Игоревна?
— Да, Кристина, слушаю вас…
— Я обещала набрать, когда статья выйдет… Исполняю обещание…
Ксюша почему-то хмыкнула, бросила взгляд на рабочий стол.
Она была в курсе, что статья уже вышла. Утром номер глянца принесли в кабинет. Когда она спросила: «ну что там? Совсем туалет?», ассистентка уклончиво ответила, что об Иване Николаевиче было хуже…