— Не преувеличивай, — Кир фыркнул, снова взгляд отвел, заинтересовавшись вдруг окном.
— Ну так подожди. Подожди немного. Год хотя бы. Я выкуплю…
— Не хочу ждать, Ксения Игоревна. Устал ждать, — ответил. И оба поняли, чего он ждать устал.
— Ты ведешь себя, как мудак, Прудкой. Как самый настоящий мудак.
— А ты… Как сумасшедшая, Ксень. Я вот что тебе посоветую… Не цепляйся ты за все это. Брось. Уедь куда-то. Хочешь, вместе уедем? Вкус жизни почувствуй… Вспомни, что есть что-то вокруг, кроме Ивана и его могилы. Он умер. Это вечно. Мы живы. Это временно. Не трать время на свой идиотский траур…
— Идиотский, — она повторила слово, будто пробуя на вкус.
Мама как-то завуалированно обычно то же самое ей говорила. Не так прямо, а Кир… Вылил на голову ведро дерьма, считая, что исполнил благородную миссию — направил на пусть истинный.
— Идите вы все в ж*пу…
А потом не выдержала. Произнесла тихо, из-за стола встала, мимо прошла…
— Тихомирова… — Кир окликнул, она не оглянулась даже. Прочь из кабинета, пальто схватила…
— Ксения Игоревна, вы куда?
— Домой, — ответила ассистентке, направилась к лифтам.
Кирилл следом не пошел. Остановился в двери ее кабинета и взглядом провожал. Молча.
Вышла из лифта, Макса набрала.
— Я еду домой. Сама. Меня не вести.
Скинула, потом на парковку к своей машине, которая последние пару дней здесь ночевала, так как возил ее обычно Макс…
По незагруженному днем городу…
Пока ехала, слышала, что ее несколько раз набирали.
Кирилл, мать, Макс…
Вероятно, Прудкой с обоими связался. Доложил, что «объект» в неадеквате…
Интересно, уточнил, почему? Что сам и довел?
— Алло, — ответила Ксюша на один звонок, уже в квартире. Набирал Макс…
— Ксения Игоревна, что-то случилось? Я могу помочь? Что-то привезти?
— Нет. Все нормально. Устала. Нужна перезагрузка.
— Но Кирилл Андреевич…
— Может пойти в задницу, я ему уже советовала.
Скинула звонок, с ног — сапоги, прямиком в ванную…
Руки тряслись, как сумасшедшие. Непонятно, как умудрилась машину нормально вести… Телефон снова начал трезвонить. На сей раз на очереди была Нина. Ее звонок Ксюша скинула. Один, два, три…
Хотелось выпить чего-то… Или разнести что-то. Жаль, она уже грохнула ту мамину вазу, сейчас пригодилась бы…
Может телевизор? Битой…
Ксюша знала, где бита лежит. Ваня показывал.
Может она расх*рачит телевизор, на котором смотрит эту их ср*ную свадьбу и ей сразу полегчает? А заодно и тем, кого напрягает это ее «ненормальное» поведение?
Подгоняемая своим же азартом, Ксюша пошла на кухню, ухватила за спинку один из стульев, потащила в коридор, наслаждаясь адским скрипучим звуком трения железных ножек о кафель…
Бита хранилась в шкафу, достать ее не составило проблем, потом в спальню…
И снова звонок. Данилов Николай…
Ксюша хмыкнула. Впору бы сердцу екать, а она хмыкнула просто. Уже знала, что ей скажут. Готова была к тому, что на снежный ком сейчас налипнет еще парочка шаров…
— Алло, Ксения Игоревна…
— Да, слушаю вас, — говорила спокойно. Как Кирилл хотел. Как мать хотела. Как ждали все. Чтобы спокойно. Чтобы четыре месяца прошло — отряхнулась, улыбнулась, побежала дальше жить…
— Мы закрываем производство. Официально. Это был несчастный случай. Вы можете оспаривать. Вам придет копия постановления, но, поверьте…
— Я верю. Не буду. До свидания.
Скинула, собиралась бросить на кровать, чтобы наконец-то заехать по долбаному телеку, но снова звонок.
— Алло… — и голос дрогнул все же. Потому что… Звонить завтра должны были. Завтра. И она к завтрашнему дню успокоилась бы уже. Восприняла… Наверное, оба возможных варианта как-то восприняла, но…
— Алло, Ксения Игоревна… Это Антон Владимирович вас беспокоит.
— Здравствуйте…
Он продолжил через паузу.
— Ваш тест. У меня уже результат есть. Вы просили не тянуть.
— Да, просила.
— Беременность не наступила, но…
— Спасибо. Я… Я позже наберу.
Скинула, бросила телефон на кровать… и битой…
По телевизору три раза. За каждую из новостей. За каждый из ножей. За каждый из провалов.
До паутины на экране, до вырванных проводов с обратной стороны.
Потом по шкафу. Чертову шкафу, в котором его рубашки. Чтобы, как Нина хотела, а может и еще радикальней — зачем рубашки выбрасывать, если можно разом шкаф расх*рачить? И комод… И постель…
Она рыдала, рычала, стягивала с кровати простыни, пыталась ткань порвать, потом снова бита в руках… И по променаду рамок с фотографиями.
Ее, их с Бродягой, ее родителей…
Так, чтобы каждая на пол, чтобы стекло на осколки и резало ноги, отскакивая.
Так, чтобы никто не сомневался больше. Ее попустило! Она нормальная! Она справилась! Она пережила! Она…
Ксюша замахнулась снова, не особо разбирая, во что целится, просто продолжая бездумно крушить, но не смогла вдохнуть. Забыла, как это. Забыла механику. Забыла, зачем…
Пальцы ослабели, бита упала, она сама вслед за ней на пол, пытаясь… Судорожно пытаясь вспомнить, как дышать.
Ее с головой накрыла паника. Неконтролируемая, страшная, больше той, что догоняла подчас поначалу после смерти Вани. Сердце неслось куда-то галопом, стало жарко… Жарко и страшно…
Нужно было найти телефон, кого-то набрать, о помощи прохрипеть, но Ксюша не могла. Обхватила голову трясущимися руками, сжалась вся, зажмурилась, не понимала, дышит или нет, где, что, зачем, как… Рыдала в голос и качалась по осколкам, даже боли не ощущая…
— Черт… Ксения Игоревна…
Голос Максима не слышала тогда… Уже позже узнала, что это он в квартиру приехал, не послушался… Что он скорую вызвал, что он первый ее пытался заново научить дышать, что он говорил что-то, успокаивал как-то, пока она переживала свой первый в жизни нервный срыв.
Глава 17
Настоящее…
Бродяга скидывал один за другим звонки Данилова. Сначала до вылета, теперь по прилету. Паспорт, «потерянный» накануне «кончины», был у него с собой. Иван Тихомиров снова был жив.
Данилов бесится, было очевидно. Даже понятно, почему. После закрытия производства люди, желавшие Бродяге реальной смерти, должны были выйти из тени, а теперь… План летит к черту. И кто, если не Тихомиров, должен быть заинтересован в том, чтобы это избежать? Но…
