— Нет…
— Что расслаблюсь, перестану с замиранием сердца просыпаться каждое утро, без страха открыть глаза и увидеть рядом пустую подушку, перестану испытывать облегчение из-за того, что не пустая, а потом… Ты снова уйдешь. И теперь уже не понарошку. Мне кажется, я с ума сойду.
— Этого не будет, обещаю.
— Ты не можешь за это поручиться, Вань. Не храбрись. Мы ведь оба это знаем…
— Мне кажется, могу.
— Кажется…
— Учись мне верить…
— Я учусь о тебе молиться, Вань… — уткнулась в шею, всхлипнула тихонечко… Раз, второй, третий… А потом всерьез расплакалась, потому что все, что ей оставалось сейчас — молиться, чтобы все обошлось.
Обиды, злость, перенесенная боль — это ведь все потупится, пройдет рано или поздно. А вот неопределенность будущего — самый настоящий страх. Будоражащий, не дающий расслабиться ни на секунду. И чтобы избавиться от него, нужно найти человека, которому почему-то так хотелось прикончить Бродягу. Только так.
* * *
Иван был совершенно прав. Стоило Ксюше связаться с юристом… И через десять минут ее набирал уже отец.
Они в это время обедали, устроившись вдвоем на широком диване, включив телек… Впервые за долгие годы просто смотрели вдвоем телек…
— Папа, — Ксюша ответила на не заданный мужем вопрос, отдала ему тарелку, встала, прокашлялась.
— Хочешь, я трубку возьму?
— Вы поругаетесь только, а потом мне вас успокаивать… Не надо…
Дала себе несколько секунд, чтобы настроиться, взяла трубку.
— Алло, пап…
— Алло, Ксения… Почему ты дала ребятам разнарядку сворачиваться? — в отличие от Нины, которая зашла бы издалека, начала с дежурного «как дела?», Игорь сходу задал именно тот вопрос, ответ на который его интересовал.
— Пап, я передумала, — ответила, глядя на Бродягу. Тот напрягся весь, это было очевидно. Ночная теория грозила подтвердиться тут же. Упреки, обиды, слезы… Бесконечное чувство вины… Просто за то, что хочет жить, как хочет…
— Если ты считаешь, что эти юристы плохи — мы найдем других.
— Я разводиться передумала, папа.
Ответила прямо, твердо, насколько хватило душевных сил. Потом же слушала тишину… Довольно зловещую… Достаточно долгую…
— Он тебе угрожает? Этот урод заставил тебя забрать заявление?
— Не начинай… Ты прекрасно знаешь, что меня нельзя заставить.
Самой Ксюше было гадко слышать, что первым делом пришло на ум отцу, Иван же только хмыкнул.
— Он рядом?
— Это неважно, пап… Это мое решение. Я благодарна тебе за помощь, но…
— Ты позволяешь ему вести себя с тобой, как… Как с безмозглой девкой, Ксюша. Захотел — ушел. Захотел — вернулся. А ты и рада…
— А ты злишься, потому что ему позволяю, а вам нет. Поцелуй маму, перевари новость, потом созвонимся…
Ксюша понимала, что дальше будет только хуже. Отец на взводе, она сама не лучше, поэтому скинула, выключила, опустилась на диван…
Есть больше не хотелось…
— Беременным точно нельзя пить, Вань? — Ксюша была благодарна, когда муж устроил тарелки на столик, сам подвинулся, обнял, позволяя опустить тяжелую голову на плечо…
— Точно. Зато можно есть и гулять.
— Аппетита нет. Пропал…
— Тогда идем в лес. Я тебе палку найду хорошую… Деревья попинаешь, — пошутить попытался, да только не слишком удачно, судя по всему, так как тут же получил ощутимый тычок в бок…
— Я тебя попинаю, Тихомиров. Мне полегчает…
— Договорились, идем…
Он встал, руку подал, помог подняться, на долю секунды в объятьях зафиксировал, поцеловал в волосы…
— Ты все делаешь правильно, Ксюш. Я люблю тебя, смелая.
— Не думай, что это спасет тебя от палки…
И пусть его тихие слова проняли до глубины души, как-то разом успокоили, от колкости Ксюша все же не сдержалась. И наградой ей был смех. Кажется, первый настоящий смех с тех самых пор, как он «ожил».
Уже позже, в лесу, он исполнил свое обещание — нашел палку, вручил торжественно, отошел на шаг — руки развел, сказал уверенное: «бей»… Ксюша не знала, как он в голове оценивал свои перспективы, но сама она… Долго с интересом разглядывала ту самую палку, «взвешивала» в руке, перебирала в голове варианты… Потом же бросила к ногам, подошла, обняла…
— Дрожишь опять. Что ж делать-то с тобой?
— Ничего не делать, прохладно просто…
Заново осознала, что будь перед ней тот, кто охотится на Ваню, а в руках… Неважно, палка ли, пистолет, что угодно… Она, без сомнений, не станет мешкаться, не дрогнет.
А вечером они вернулись вдвоем в свою квартиру. Здесь их снова ждал чемодан, заполненный вещами недавно изгнанного мужа.
Разбирал его Тихомиров, Ксюша же следила за этим, сидя на кровати, и училась верить, что это все ей не снится.
Теперь точно не снится.
Глава 37
Настоящее…
— Я пойду полежу, — Ксюша поднялась с дивана, извинительно улыбнулась Киру, поймала кивок Ивана, потом же вышла из гостиной.
Сегодня в доме Тихомировых был ужин, который, еще недавно казалось, повториться просто не может. Никогда и ни за что.
Больше недели тому они с Бродягой вернулись из импровизированного вакуума в реальную жизнь. В один из вечеров Тихомиров заикнулся, что хотел бы позвать Кирилла. Ксюша не спорила. Ей до сих пор было обидно за Альбину. Она на корню отрезала общение с Кристиной, которая позволила себе непозволительные, по мнению Ксюши, вещи, и Прудкой… По логике вещей ей стоило бы поступить с ним точно так же, но… Он всегда занимал особое место в сердце Ивана и Ксюши тоже…
Поэтому, в отличие от Краст, остался вхож в их дом.
Поначалу говорить с ним Тихомировой было сложно, но в какой-то момент ее накрыло осознание того, что этого могло не быть. Двух ее любимых балбесов, которые бегают курить на балкон, слыша несущееся следом ворчание, могло не быть.
Они засиделись — на часах было далеко за полночь, когда Ксюша поняла — не уйдет сама, уснет прямо там — в гостиной… Поэтому решила все же полежать. К тому же чуть мутило, а в горизонтальном положении это "неудобство" переносить было легче…
— С Ксюшей все хорошо? Она бледная какая-то…
Кирилл проводил Тихомирову внимательным взглядом, потом же на Бродягу уставился.
Тот отчего-то улыбался… Легко так, еле заметно…
— Все хорошо. У нас ребенок будет, Кир… Спит постоянно… — ответил, явно пытаясь скрыть, что глаза загораются от своих же слов, но друг-то его хорошо знал — и блеск заметил, и смущение даже.
