Сервас сразу распознал в этом парне зубастого волчонка, который жаждет признания и славы, мечтает быстро прорваться в высшие эшелоны иерархии и которого мало интересуют неприметные и неблагодарные стороны сыскного ремесла.
– Криптограммы знаков зодиака, говоришь? – саркастически повторила Циглер, смерив всезнайку взглядом, начисто лишенным малейшей теплоты. – А почему не Джека Потрошителя?
Вокруг стола раздались смешки. Сервас увидел, как побледнел парень.
– Но мысль интересная. И в самом деле: что убийца пытается нам сказать этими камешками? Круг, треугольник, квадрат и буква X, то есть косой крест… Написаны красным маркером… Что они означают? Напрягите извилины. Идите в своих гипотезах до конца. Не пропускайте ни малейшей детали. И вы поймете: это дело требует невероятных усилий. С такими расследованиями, как это, вам, может быть, и не придется больше столкнуться за всю карьеру. Оно станет расследованием вашей жизни… И вы еще долго будете о нем помнить и думать, даже когда уйдете на пенсию. Будете рассказывать о нем внукам и друзьям, чтобы они поняли, каким увлекательным делом вы занимались. Ну же, сделайте это усилие. Работайте. Копайте. Не довольствуйтесь первой мыслью, пришедшей в голову. Идите дальше. Через страдание к радости, как говорил Бетховен. Или, как говорят спортивные тренеры: no pain no gain, без боли нет победы.
Сервас медленно обвел взглядом сидящих вокруг стола мужчин и женщин, только что с почти религиозным восторгом выслушавших маленький спич Циглер. Надо обязательно найти способ использовать их знания в поиске Марианны. Его неодолимо тянуло вернуться в лес. Где она? Успела ли уйти из долины до оползня? Или осталась здесь в ловушке, как все?
Она где-то здесь, совсем близко, но я не вижу и не слышу ее… Она мертва? Или выжила? Или все еще у похитителя?
Вопросы не давали ему покоя. У него снова возникло ощущение, что дело это не терпит отлагательств. Что время истекает и надо действовать быстро. Но как действовать? И с чего начать?
24
Он вернулся в лес. Поставил машину на залитой солнцем стоянке и направился в чащу. Надо попытаться рассуждать по-другому. Он внимательно вгляделся в карту, в те квадраты, что были помечены буквой R, выбрал ближайший квадрат, метрах в ста от него, и зашагал дальше. Надо представить, что кругом ночь и нет никаких ориентиров. Он шел наугад, как человек, который заблудился, вглядываясь в края тропинки, в надежде найти хоть какой-нибудь след: кусочек ткани, капельку крови…
Назад он пришел примерно через час, так ничего и не обнаружив. Задыхаясь от июньской жары, он взял курс на второй квадрат с маркировкой R.
– Да? – сказал Жильдас Делайе, обнаружив Ирен и Ангарда на пороге своего дома.
Делайе оказался высоким худым человеком лет пятидесяти. На его костистом носу сидели очки в роговой оправе, длинные седые волосы спускались на шею. Он походил на ощипанную голенастую птицу.
– Капитан Циглер, следственный отдел жандармерии По. Можно войти, господин Делайе?
Крошечный сквер за их спинами загораживали кирпичная стена, витражи и колокольня церкви Эгвива, над которой кругами летали стрижи. Сквер прятался в середине переплетения улочек, куда выходили окна дома, зажатого между двумя другими фасадами.
Жильдас Делайе посторонился, и им пришлось нагнуться, чтобы ступить за порог, не ударившись о плиту перекрытия над головами. Они вошли в тихое и темное нутро дома, в длинный, как пещера, коридор, заставленный старинной мебелью и увешанный фотографиями в рамках. Эта часть дома находилась ниже уровня улицы. Ирен двинулась вперед. В коридоре повис затхлый запах одиночества, затворничества и ухода в себя. Она пробежала взглядом по фотографиям. Везде одно лицо. Светловолосая женщина, запечатленная в разном возрасте, в разных ракурсах, крупным и общим планом. И на всех фото она занимается каким-нибудь домашним делом. Фотограф словно хотел увериться, что время не сможет прервать ее жизненный путь. Циглер заметила, что женщина знала, что ее фотографируют, и иногда смотрела прямо в объектив. Но ни на одном снимке она не улыбалась.
– Входите, – сказал Жильдас Делайе, указав на дверь справа.
В тесной гостиной, такой же темной, как коридор, были задернуты шторы, и в стенных шкафах ровными рядами стояли книги. Стопки книг громоздились и на низком столе, и на креслах. Хозяину пришлось снять несколько стопок с просиженного дивана, чтобы гости могли сесть. На дворе стоял июнь, а на Жильдасе Делайе был шерстяной коричневый кардиган, и Ирен уловила в комнате запах пота. Гостиную явно надо было проветрить.
– Мы не отнимем у вас много времени, – начала она, усевшись. – Скажите, где вы были в ночь с понедельника на вторник?
– Мое время не так уж и драгоценно, – ответил он. – Когда я не веду уроки, то трачу время на чтение, прогулку или на проверку тетрадей учеников. Бергсон
[28] говорил, что время можно удержать двумя способами: с помощью сознания и с помощью техники. Я вдовец. В моем возрасте, поскольку я живу один, субъективное ощущение времени гораздо важнее, чем время на часах. Могу ли я узнать, по каким странным соображениям вы сделали из меня подозреваемого?
Его речь была не лишена изящества. Но ею вся элегантность и исчерпывалась: серый цвет лица, красные глаза, а прежде всего прогорклый сивушный запах изо рта говорили о том, что с гигиеной он не в ладу.
– Вас ни в чем не подозревают, господин Делайе. Мы просто пытаемся воссоздать по возможности полную картину общей ситуации в ту ночь.
– Я понимаю. Как на картине, полной разных персонажей. Брейгель Старший… Веронезе… И каждый из персонажей должен встать на место, правильно?
– В каком-то смысле. Нам известно, что ваш сын наркоман. И я уверена, вы в курсе, что жертва была наркодилером. Следовательно, у вас тоже есть свое место на картине, как и у него.
– Мой сын вот уже две недели проходит курс детоксикации в Шато д’Юссе, – заметил Делайе. – В настоящее время он в той фазе лечения, когда ему полностью отменили наркотик, и он адаптируется к его отсутствию.
Циглер кивнула. Она слышала об этом центре адаптации в Монтобане, где пациенты, которых сняли с наркотиков, находились под постоянным жестким контролем. Однако в районе находились еще больше двадцати центров лечения и поддержки наркоманов. «Общество все больше и больше становится жертвой собственных дурных привычек», – подумала она.
– Об этом мы поговорим, когда придет время. Но вы мне не ответили: что вы делали в ночь на вторник?
Он посмотрел прямо в глаза Ирен своими воспаленными глазами.
– Я был здесь, думаю, читал или спал, в зависимости от времени, о котором идет речь…
