– А это ведь несанкционированная манифестация, если не ошибаюсь? – резко бросила она, указывая большим пальцем себе за спину. – Чего вы ждете, почему ее не разгоняете? Думаете, само рассосется?
– Их там человек пятьдесят, – стал оправдываться Ангард, как ребенок, пойманный на шалости. – Нас слишком мало, чтобы их разогнать.
– Ну, так вызовите подкрепление, – подгоняла она.
– Уже вызывали, – ответила Циглер. – Но там наверху считают, что ситуация под контролем.
– Под… контролем?!
У Изабель Торрес глаза вылезли на лоб.
– Кроме шуток? Они так сказали?
Она ошеломленно встряхнула головой и спросила:
– Где он?
– Делайе? В камере, – ответил Ангард. – Давайте уйдем отсюда, один наш вид их возбуждает…
Они пошли назад по коридору в бледном неоновом свете.
– Так это он, вы уверены?
Изабель Торрес перехватила сомневающийся взгляд Ангарда, брошенный в сторону Ирен.
– Что? Только не говорите мне… что это может быть вовсе и не он…
Она оглядела всех, одного за другим.
– Не говорите мне, что задержали его, не будучи уверены…
Ирен захотелось напомнить ей о ходе расследования.
– Все указывает на то, что он виновен в смерти Фредерика Розлана, – объяснила она. – Его не было целый день, у него обожжена рука, и он утверждает, что обжег ее, когда сжигал в горах вещи покойной жены. У него нет алиби, и он, по многим показателям, наш главный подозреваемый. Но вы не хуже меня знаете, что уголовное расследование – дело сложное. Мы хотим все пока держать при себе и хорошенько проверить, прежде чем отчитаться в прокуратуре.
– Ладно, ладно, – сказала мэр. – Однако уличная толпа не на шутку разгорячилась. Вы же знаете, как это бывает: толпе нужна искупительная жертва. На площади вы ей такую предложили: вдовца, учителя, интеллектуала, с сыном-наркоманом, человека неприятного и необщительного, который смотрит на всех свысока и всех против себя восстановил… Я вместе с вами надеюсь, что это действительно он. Потому что иначе, если получится, что вы всю его жизнь пустили под откос, а он окажется невиновен, всегда найдется дурак, который заявит, что нет дыма без огня…
Она посмотрела в глаза Ирен, потом Сервасу.
– Ступайте домой, – сказала ей Ирен, – мы будем держать вас в курсе.
Изабель Торрес не двинулась с места.
– Мы здесь на службе, – настаивала Ирен. – Вам лучше уйти запасным ходом, так будет безопаснее.
Народная избранница вздрогнула, как лошадь, которая не желает брать трензель.
– Нигде не сказано, что я должна прятаться в собственном городе, – заявила она. – Подымайте решетку. Я выйду с парадного крыльца.
Ирен пожала плечами и сделала знак дневальному.
Сервас восхитился, с каким достоинством мэр подошла к дверям и направилась к разозленной толпе. Она не отдала подчиненным приказа себя сопровождать. А может быть, они просто струсили.
Едва она миновала двери, как поднялся шум. У подножия лестницы Изабель Торрес встретили враждебные лица, полные ярости глаза, кричащие рты. Оторопев от такой агрессии, она приостановилась и втянула голову в плечи, а потом решительно выпрямилась, спустилась со ступенек и ринулась в толпу. И тут же чья-то высокая фигура преградила ей дорогу.
Она подняла глаза на бородатое энергичное лицо Уильяма Геррана.
– Дай пройти, – сказала она.
– Я просто хочу тебя проводить, – ответил он.
– Что?
– Я уже ничего не могу поделать с этим сборищем, Изабель. Я этого не хотел, но что-то упустил… и потерял контроль.
Она внимательно взглянула на него, подходя. Вид у него был такой же встревоженный, как у нее.
Он прокладывал себе и ей дорогу в толпе, работая плечами. Со всех сторон раздавались крики и откровенные оскорбления. Герран явно нервничал.
– Пожалуйста, без оскорблений! – то и дело бросал он.
Изабель Торрес заметила, что реакция толпы смягчилась. Она расслышала «Да было б из-за кого стараться?», и за этой репликой – целый хор упреков и обвинений.
– Вот видишь, что получается, когда подольешь масла в огонь, – сказала она.
– Наше недовольство вполне законно, – возразил он, расчищая им путь. – Этим краем слишком долго управляли люди, которые нас не слушали, не обращали на нас внимания… Это вопрос достоинства, вопрос справедливости.
– Справедливости? – взвилась она, когда им удалось выбраться из толпы и подойти к машине, которую предусмотрительно припарковала в сторонке. – Такие, как я, из кожи вон лезут, чтобы дела у нас шли нормально. Я не считаю часов, жертвую личной жизнью, я бьюсь за это каждый день. И все ради того, чтобы выслушивать угрозы и оскорбления?
– Но вы же ничего не слушаете и ничего не слышите.
– Не слышим чего?
– Вы что, не чувствуете, как она поднимается? ЯРОСТЬ… Как огромная волна, которая ширится, приближается… Волна из тысяч, из миллионов людских желаний, ярости, злобы и ненависти. Она сметет все, она сметет вас. Вам надо прислушаться, – говорил он на ходу, складывая ладонь рупором возле уха. – Я эту волну слышу. Она приближается… И она огромна.
– Уильям, я всего лишь мэр города с четырехтысячным населением. Я не президент Республики.
– Вы думаете, для волны есть какая-то разница? Она снесет все, что будет ей мешать, все, что не есть она сама.
– Ну, в таком случае, если ваша волна продержится хоть один день, это будет катастрофа для всей страны – лекарство, что хуже самой болезни. Революция – мечта художников, актеров, певцов, писателей, идеологов… Словом, людей, которые живут в мире собственных иллюзий и только и делают, что мечтают, а не вкалывают каждый день, чтобы прокормить семью. А люди вон там, возле лестницы, ожидают решений, а не глупостей. Это тебе не кино…
Она заметила, что Герран улыбнулся.
– Вынужден, однако, признать, что тебе постоянно нужен хороший запас мужества.
– Это мне снится или действительно похоже на комплимент?
– Я не собираюсь отнимать у тебя работу, – сказал он. – Я знаю, что это нелегкое дело. Да я и сам по уши в проблемах…
– И что ты собираешься делать? – поинтересовалась она.
– Заняться своей лесопилкой. Ты же знаешь, она пережила не самые легкие времена… А эти сражения больше не для меня.
– Твоя лесопилка была тут задолго до тебя, – сказала Изабель Торрес, подойдя к своей машине. – Она – часть наследия этого города. И мэрии тоже. Посмотрим, что можно сделать с нашей стороны и в какой мере тебе помочь. Если, конечно, не боишься, что тебя обвинят в сговоре с властями, – прибавила она, глядя ему прямо в глаза.
