– Они как организмы куда нас совершеннее. Во всем, чего только не коснись. Я скорее агностик, но, если человека создал Бог, он сделал его по принципу – нате, мол, и отвяжитесь. О никаком его подобии и речи быть не может, слишком мы несовершенны.
– А дельфины что?
– Дельфины не меняются на протяжении пятнадцати миллионов лет. Им нет в этом ни малейшей необходимости, настолько они приспособились к окружающей среде. Любому из них достаточно трех-четырех часов, чтобы, наловив рыбы, бездельничать остальные двадцать. Они и бездельничают. Спят, играют, занимаются сексом… Зачем им развиваться, если жизнь у них и без того удалась? Знаешь, Борис, дело ведь не только в массе головного мозга по отношению к массе остального тела и даже количестве нейронов в нем – в межнейронных связях. И в этом смысле дельфины куда как человеку уступают! По той самой причине, о которой уже сказал. В отличие от некоторых видов птиц. Тех же попугаев или врановых, ведь нейросети у них еще совершенней, чем у человека. Что позволяет им при скромных мозгах решать немыслимые даже для нас задачи.
– И почему же тогда Дема без перьев? Я о том, почему мы не птицы?
– Так сложилось в процессе эволюции, – повторил Проф. – Возможно, нам всего лишь немыслимо повезло.
Путь наверх занял куда больше времени, чем предполагалось, и поднялись мы на высшую точку перевала практически в темноте. Отсюда вся долина должна была хорошо просматриваться, и будь сейчас день, рассматривая ее, возможно, я захлебывался бы от восторга нисколько не меньше, чем Солдатенков, когда о ней рассказывал. Спускаться вниз при такой видимости было бы безрассудством, и потому пришлось задержаться на ночь. Кутаясь во все, что только можно, и тесно прижимаясь друг к другу в надежде не околеть от холода. Правда, и наступление нового дня ничего не дало: туман, который мало уступал тому, что не так давно был в Аммоните, надежно скрыл долину от наших глаз. Пришлось ждать еще некоторое время, пока он не рассеется. Но затем все мы убедились, насколько Алексей был прав.
– Нет, это надо же! – в который раз повторял Демьян. – Ради одной этой красотищи стоило сюда припереться!
И полез за телефоном, чтобы запечатлеть.
– Теоретик, ты где этого туриста нашел? – не утерпел Гудрон. – Который только и умеет топить корабли да цветочки фотографировать?
– Ты у меня их еще сам попросишь! – в ответ заявил Демьян.
– Еще чего! – Борис стоял за его спиной и занимался тем же самым. Впрочем, как и Слава, Ирма и, что удивительно, Трофим. – Кстати, Игорь, а как тут насчет всяких опасностей? Не для себя интересуюсь, сам понимаешь – для одного фотографа.
– Алексей о них ничего не говорил. – Что совсем не означало, будто их нет. – Ну и как, у всех пленка закончилась? – пошутил я. – Тогда потопали вниз.
Настроение почему-то было не то чтобы беспечным, но близким к нему. Наверное, из-за цветущей долины. Яркой, красочной, где все цвета были такими, как будто их пропустили через фильтр. И совсем не хотелось верить, что, возможно, буквально в следующий миг могут грянуть выстрелы. А в самой долине нас ждет какой-нибудь особо опасный хищник, логово ядовитых гадов или что-то подобное. Почему-то все плохое всегда ассоциируется с мрачностью, серостью, темнотой, но сейчас все было не так. И еще из долины к нам доносился аромат. Пряный и чуть сладковатый.
Солдатенков рассказывал, что каньон они миновали по левому краю, если смотреть на север, возле самой стены скал, углубившись в него единственный раз, чтобы обогнуть утес. Выбор был очевиден: противоположная сторона каньона почти сплошь состояла из череды водопадов. Принимать время от времени холодный душ категорически не хотелось, а идти посередине, где все покрыто густой растительностью, значило подвергаться опасности со стороны ее обитателей. Потому, не раздумывая, я выбрал тот же путь.
Дорога пролегала по усыпанной галькой полоске берега между скалистой стеной и весело журчащим потоком. Мы шли цепочкой, ожидая, что в любой момент появится тот самый маяк, о котором и говорил Солдатенков. Долго шли, практически весь день, но долина все не заканчивалась, и никаким маяком даже не пахло.
– Теоретик, может, мы на какую-нибудь другую долину наткнулись? – спросил Янис на очередном привале. И сам же себе ответил: – Ну а почему бы и нет? Если существует одна, почему бы не быть другой? А то и нескольким? Нечто подобное ведь было уже?
Янис сказал то, что мне самому не раз приходило в голову.
– Не знаю, – честно признался я. – Как будто бы все время правильно шли. Разве что…
– Что именно?
– Возможно, Солдатенков попал в каньон через другой перевал, который находится куда ближе к маяку. Одно могу сказать: судя по всему, сегодня мы до него точно не доберемся. А значит, необходимо подыскать место для ночлега.
Утро вновь встретило нас густым туманом. Мы, полностью готовые к дальнейшему пути, долго сидели в ожидании, когда он развеется. Молча, каждый думая о своем. Не знаю, о чем размышляли остальные, но я думал о Лере, и мысли были самые грустные. Трудно, невероятно сложно будет ее найти. Но даже если случится чудо, принесет ли мне наша встреча хоть толику радости? Какой я ее найду? Да и найду ли вообще? Все, что мне удалось узнать о перквизиторах – ценность жизни для них нивелирована настолько, что даже своих они не задумываясь пристреливают, если вдруг стали обузой. Не испытывая при этом никаких эмоций. Ни сожаления, ни раскаяния, ни малейших угрызений совести. Что же тогда говорить о других? Будь Лера эмоционалом, тогда она еще имела бы для них ценность. А так ею будут пользоваться по очереди, пока она им не надоест, не потеряет привлекательности или вовсе не сойдет с ума.
Но я обязан найти ее, чего бы мне это ни стоило. Но это я сам. Что же заставило моих спутников отправиться вместе со мной? Им-то зачем все нужно? И это до сих пор оставалось для меня загадкой.
Туман исчез за считаные секунды. Вот он – густой, как сметана, хоть на хлеб его мажь, и вдруг, стоило мне на какие-то мгновения отвлечься, как он исчез. Открыв вид на долину, которая даже теперь, после целого дня передвижения по ней, не переставала восхищать своей красотой.
– Потопали.
Маяк открылся через какие-то полчаса. Мы бы непременно увидели его раньше, с места нашего вынужденного ночлега, но его прикрывала скала. Такая же, как и практически все здесь, – причудливой формы, с плоской, заросшей зеленью вершиной.
– Скорее Пизанская башня, чем маяк, – заметил Трофим.
Нет, маяк был самым настоящим, морским, и отсюда удивительно походил на Токаревский в моем родном Владивостоке. Граненое основание и такая же красная шапочка крыши. И еще он оказался наклонен, как та самая башня, с которой его Трофим и сравнил.
– Игорь, что говорил Леха? Когда они здесь побывали, маяк тоже выглядел так, как будто вот-вот рухнет? – поинтересовался Остап.
– Слова не сказал. – Забыл, посчитал несущественным, не обратил внимания? – На всякий случай обойдем его стороной, через заросли. Еще и по той причине, что идти осталось совсем немного, а у маяка мы будем как на ладони. Стоит поостеречься.
