Теперь, когда схлынула горячка боя, болеть начало все. Ребра, разбитые колени, исцарапанное лицо, дергало правый локоть, все еще жгло в левом глазу, и почему-то кололо под левой лопаткой.
– Ирма, взгляни, может, перевязать где надо.
– Ничего не надо, – сказал я девушке, когда она с готовностью ко мне приблизилась. – Просто посиди рядом. – Как еще радоваться тому, что остался жив, как не почувствовав близость красивой девушки? И не выдержал: – Какая же ты все-таки молодец!
– Учитель у меня хороший, – ответила Ирма.
«Мне бы такого найти! – грустно вздохнул я. – Чтобы с мозгами помог».
– Вот, казалось бы, никогда с таким еще не сталкивалась, – оживилась она. – А как будто все уже знаю! Что, где, как, зачем и почему. Артемончик, спасибо тебе! Отдалась бы со всей душой, даже не задумываясь, но – увы и ах! – ты мужчинка занятый.
Ирма шутила в своей обычной манере, но Янис, которого смутить трудно, если возможно вообще, внезапно закашлялся. Он попытался что-то ответить и даже открыл рот, когда я перебил его, задав вопрос:
– Все живы?
И напрягся, увидев реакцию обоих.
– Кто именно?!
Почему-то подумал, что с нами нет больше Демьяна, когда Янис вздохнул.
– Не везет нам на Гриш. Сначала Сноудена, теперь Полковника.
– Как его? – Григорий был у нас одним из самых опытных. Так что же с ним произошло такого, что весь его опыт ему не помог?
– Еще в самом начале. Выскочил из кустов, а между ними плешь оказалась, и его сразу из двух стволов. Трофим их обоих одной очередью, да что уже толку…
«Не везет нам на Гриш», – мысленно повторил я вслед за Янисом.
– Идут! И еще они кого-то поймали.
Вижу, Ирма, вижу. То, что мы сидим и разговариваем, совсем не означает, что нам с Янисом нет дела до окружающего мира. Он под контролем, насколько это возможно вообще.
Подойдя вплотную, Гудрон сбил пленника с ног, толкнув его так, что тот распластался недалеко от меня. Со связанными за спиной руками, он приземлился неудачно, разбив в кровь лицо. Мне его было нисколько не жалко. И потому что он перквизитор, и в связи с тем, что погиб Гриша, и еще по другой причине. Что эти мелочи в сравнении с тем, что ему в самом скором времени предстоит? Когда его не церемонясь выпотрошат, причиняя такую боль, которая развяжет язык любому.
– Все целы?
Как будто бы никто не хромает, не белеет повязками, но мало ли.
– Кроме Полковника.
– Знаю. Жалко его, хороший был мужик. Все, уходим. И не забудем Гришу забрать.
Самым правильным будет отсюда исчезнуть. Нет никакой уверенности в том, что кто-нибудь не смог уйти. И тогда через некоторое время сюда заявится жаждущая мести толпа перквизиторов. Но если даже они знают о расщелине, ведущей в соседнюю долину, вначале им придется ее преодолеть. Ну а задать пленнику так интересующие меня вопросы можно будет и в куда более безопасном месте.
Я рассматривал перквизитора, благо уже значительно посветлело. Обычный мужик около сорока, обросший, с всклокоченной бороденкой и грязным лицом, на котором потеки пота оставили светлые полосы. Не сказать что особенно крупный, но и не задохлик. Самой что ни на есть средней комплекции. Особенно без бронежилета.
Когда-то, еще в самом начале, едва только сюда угодил, Слава Проф рассказывал мне вот о чем. Существует нечто вроде поверья: у перквизиторов ничего брать нельзя. Вообще ничего. Мол, сразу же после этого начнутся огромные неприятности, причем не только у тебя самого, но и у всех, кто тебя окружает. Рассказывал Вячеслав с легкой усмешкой и в то же время утверждал, что в это здесь верят свято. После чего предположил, что родилось поверье не на пустом месте. Убив перквизитора, ты становишься объектом их охоты. И любая вещь, которую ты забрал с его тела, станет неопровержимым доказательством, что на тебе лежит смерть одного из них.
Через несколько дней после его рассказа нам пришлось убить целых шесть перквизиторов. У каждого из них имелось по отличному бронежилету из пластин гвайзела, завладеть которым является мечтой каждого, кто хотя бы раз в неделю выходит за пределы безопасного поселения. А если только там и обитаешь? Так вот, мы ушли, не взяв ничего. «Обстоятельства изменились, – глядя на пленника, усмехнулся я. – Да и какие могут быть поверья, когда мы целенаправленно идем их уничтожать?» Теперь легендарные бронежилеты были у каждого из нас. Если судить по их прежним владельцам, они не делают неуязвимыми, но дают шанс, и глупо им не воспользоваться.
– Трофим? – взглянул я на своего напарника.
Мы находились в таком месте, где истошные крики пленного языка вряд ли смогут донестись до остальных, шум низвергающейся с высоты воды был достаточно силен.
– Знаешь, Игорь, мне интересная мысль пришла, – сказал он, снимая пистолет с предохранителя и щелкая затвором. – Сейчас ее и проверим.
– Вы же поговорить вначале хотели, – сказал пленник.
Не сказать, чтобы он побледнел или голос у него стал дрожащим, но ему явно хотелось продлить свою жизнь хотя бы на несколько лишних минут.
– Обязательно поговорим, – кивнул Трофим.
После чего выстрелил перквизитору в колено. Тот, рухнув на землю, взвыл от нестерпимой боли.
– А говорят, что они совсем ничего не чувствуют. Получается, врут люди. Все, – обратился Трофим ко мне, – теперь за жадр он будет петь как канарейка.
Теперь мне стала понятна идея Трофима. Пытать в обычном понимании этого слова не придется. Дал ему в руки жадр, и боль исчезла. Передумал он говорить или возникли сомнения в правдивости им сказанного – забрал его. И действительно, получив в руку жадр, плененный перквизитор отвечал если не охотно, то без малейшей запинки. Единственное условие, которое он поставил, было обычной просьбой.
– Когда нулить будете, жадр не забирайте.
– Он тебе не поможет, – усмехнулся Трофим, намекая на то, что жадр снимает боль, но от смерти не спасет.
– Хочу сдохнуть на мажорной ноте, – сказал тот.
Ну да, жадр хорош еще и тем, что даже самое паршивое настроение превращает в замечательное. Дает надежду, оптимизм и многие другие приятные вещи. Хотя какой может быть оптимизм за секунду до смерти? Но просьба была пустячной, а все остальное – его дело. Я начал с самого главного.
– Кто такой Вазлех?
– Вазлех не кто, а что. – И объяснил: – Дерево. Вы не могли его не видеть, настолько оно необычное.
– Друиды хреновы, – пробормотал Трофим.
Значение слова перквизитору оказалось знакомо.
– Мы не поклоняемся деревьям, дело в другом.
– В чем именно? – спросил я. – На нем растут особые яблочки?
– Яблочек на нем нет. И ягодок тоже. Орешки случаются, но дело не в них.
