– Почему повезло?
– Да потому что где-то недалеко от Центра есть место, куда частенько люди с Земли переносятся. Перквизиторы даже дежурят там. Встречают, ну а затем рассортировывают.
– Не понял…
– Игорь, чего непонятного? Старик какой-нибудь или бабушка зачем им нужны? А еще бабы страшные, мужики-доходяги… От них избавляются. Спартанцы, мля!
И в ответ на мой недоуменный взгляд объяснил:
– Чтобы патроны не тратить, ненужных в ущелье сбрасывают. Хотя есть любители и ножичком ткнуть. И еще устраивают гладиаторские бои. Но не между теми, кто им не нужен, хотя и такое иной раз случается, – сами выходят. Только шансов у их противников практически нет. По тем причинам, о которых уже сказал.
Самого Федора назвать доходягой трудно. С лица спал, но ширина плеч и мускулистые, покрытые узловатыми венами руки никуда не девались. Понятно, почему из него хотели сделать киборга.
– Об этом пока все. Теперь такой вопрос: куда вас вели?
– К вазлеху, куда еще? Где-то там, краем сознания, понимал, что все, труба мне: видел я тех, которые у него уже побывали. Но чем-то таким пичкали, что даже мысли не возникало убежать.
– Вазлех – это кто? – спросил я с тем видом, который должен был дать понять ему, что никогда прежде о его существовании не слышал.
– Спроси что-нибудь полегче. Человек, наверное.
Все, больше от Федора толковой информации не дождешься. И ошибся.
– Слышал я, что он один остался.
– Кто именно?
– Вазлех. Был у них еще и другой, где-то поблизости от Центра. Но с ним что-то случилось. И потому нас сюда повели. А тут вы. Повезло!
Вам повезло, не мне. Потому что ваше везение означает для меня новые проблемы.
– Что-то маловато вас было. Если люди толпами возле Центра переносятся.
– Ведут далеко не всех. Кого-то сразу в расход. С кем-то поговорят и к себе берут. Правда, перед этим каждый из них испытание проходит.
– Какое именно?
– Тех, кто оказался не нужен, они должны убить. Сунут в руки нож, топор, молоток или что-нибудь еще в том же роде и выпускают против двоих-троих. Давай, мол, инициируйся! Выживешь – станешь одним из нас. Я отказался. Знаешь, Игорь, наверняка кому-то их порядки даже нравятся. Женщины общие, бухло, наркота, грабь, убивай при первой возможности. Но должно же быть у нас что-то человеческое?!
Должно. Та самая тонкая пленочка, которая и отделяет нас от животного мира – эмпатия. Именно в ней все наше человеческое и заключается. Сострадание к чужой боли и готовность помочь незнакомому человеку, который оказался в беде. Вячеслав рассказывал, мол, по одной версии, она и стала условием того, что примат нашего вида стал разумным. И причиной ее появления была забота о потомстве. Человеческие детеныши, в отличие от абсолютного большинства любых других, требуют многолетнего ухода, перед тем как они будут способны к самостоятельному существованию, и без посторонней помощи родителям не обойтись. Зачатки эмпатии существуют и у других высших животных. Но им с потомством куда проще. Многие и бегать умеют едва не с рождения, или, во всяком случае, прятаться. И полгода для них – срок, когда они становятся вполне взрослыми особями.
– Держи, пользуйся! – И я протянул Федору жадр.
Он оценил его, едва только взял в руки.
– Это кто же такие делает?
– Один недалекий человек. Есть сильнейшие подозрения, что он вообще дебил.
Слава Проф, который стоял в отдалении, посмотрел на меня так, как будто хотел сообщить что-то важное и срочное. Но не желает мешать нашему с Федором уединению.
Глава двадцать первая
– Оружие дадите? – без всякой надежды в спину поинтересовался Федор.
Хотел было пошутить – в бою добудешь, но передумал: слишком серьезный вид был у Вячеслава.
– Конечно.
А вообще, кому-то повезет. Тем, кто наткнется на пещеру и обнаружит в ней несколько приличных стволов, которые мы сами добыли в бою с перквизиторами, а оно у них всегда неплохое.
– Что случилось?
– Одна девушка желает с тобой поговорить.
– О чем?
– Она сказала, что знает Валерию. Во всяком случае, имя и фамилия сходятся. Сейчас я сюда ее позову, – торопливо сказал Проф, завидев, что я собрался войти в пещеру.
И это означало, что услышу я сейчас далеко не самое приятное.
Почему-то мне казалось, что девушкой, которая знает Леру, окажется та рыженькая, которая так лихо отбрила Гудрона. Но нет, щурясь от солнца, из пещеры показалась другая.
– Игорь, – представился я.
– Знаю. А меня Машей зовут. Только не удивляйся, нас целых три, так уж получилось.
Обязательно бы удивился, будь ситуация иной.
– С чего начать? – присаживаясь на камень, спросила она.
С самого главного, Мария. Я должен быть уверен, что речь пойдет именно о той, которая мне нужна.
– Как, говоришь, ее зовут?
– Крупенникова Валерия.
Все так и есть.
– Как она выглядит? – Необходимо было убедиться окончательно.
– Волосы светлые, но не блондинка, глаза зеленые. Славная – ножки, фигурка и прочее. И еще она немножечко, самую чуточку картавит.
Маша и сама не была дурнушкой, но рядом с Лерой внимания бы на нее не обратил. И с картавинкой тоже правильно, Лера иногда букву «р» не слишком четко выговаривает, так сразу внимания и не обратишь. Если в слове их парочка или больше, тогда и проявляется.
– А отчество не знаешь?
– Чего не знаю, того не знаю.
– А рост какой?
– Чуть выше меня.
Как будто бы все сходится.
– Только это, Игорь, рассказ мой не слишком приятный для тебя будет.
Понимаю. И потому вначале скажи самое главное.
– Лера жива?
– Да.
– Ее к вазлеху не отводили?
– На прививку, что ли? – И пояснила: – Так у них это называется.
– Так отводили?
Плевать мне, что у кого как называется, ты мне на вопрос ответь.
– Нет. Понимаешь, Игорь, не всех девушек туда отводят. Если страшненькая, то нет. И еще…
– Что – еще?
– Ну… если в этом нет необходимости. Для них, разумеется. Если девушка очень послушная, то какой в том смысл? Или если никаких провинностей за ней нет.
Значит, Лера была послушной. И безропотно выполняла все, что ей говорили. А что могут сказать мужчины красивой женщине, если она полностью в их власти? Но как я могу ее в этом обвинить? Кто виноват в том, что ее у меня украли? Лера, чтобы не достаться никому, должна была себя убить? И все-таки мне тяжело было представить, что происходило с Лерой все это время. А возможно, происходит прямо сейчас. Когда, заглядывая по-собачьи преданно в глаза, только по движению пальца она должна исполнить очередную прихоть очередного перквизитора. Встать или лечь так, сделать то или другое.
