– Я… не…
В подземельях было тихо, спокойно и даже по-своему умиротворенно. Тускловатого света хватало, чтобы не плутать в потемках, однако он делал прямой коридор странным образом у́же и длинней, отчего тот вообще казался бесконечным.
Темнели двери.
И решетки на них гляделись мрачно, как и кандалы, вывешенные каким-то шутником в коридор. А вот и престарелый скелет, скраденный во времена незапамятные из анатомического кабинету и обряженный в лохмотья. Было дело, Димитрий распорядился скелет убрать, но после передумал.
Традиция-с.
Да и на многих гостей вид сего несчастного – а заросшие паутиной кости гляделись пренатуральнейше – действовал положительно.
Вот и лже-Навойский сглотнул.
Побледнел ощутимо.
– Прошу вас, – Димитрий гостеприимно распахнул дверь из зачарованного дуба. Хлопнул, активируя камни. – Располагайтесь со всеми удобствами. Их туточки не сказать чтобы много, но хватит, да… на первое время хватит. А там уже и суд, и плаха…
– К-какая? – Действие зелья стало ослабевать, если клиент сумел не только заговорить, но и без дозволения присел на дощатую кровать.
– Какая-какая, обыкновенная, которая с палачом. Правда, в нынешние просвященные времена грамотного палача отыскать непросто. Всё де гуманисты виноваты… но, может, государь смилуется и веревкою пожалует? А то ж, поверьте, мало удовольствия, когда вам голову недоучка рубит.
Лже-Навойский сглотнул.
И в волосы себе вцепился, дернул:
– Что вы… как вы…
– Одно крайне редкое, специфического толку зелье… голос сирены. Говорят, придумали его сицилийские потаскухи. Одна капля – и человек лишается собственной воли, он готов сделать все для того, чей голос слышит… к примеру, камзол снять. Вам не жарко?
– Н-нет.
– Жаль, опять колоть придется.
– Нет! Вы… вы не понимаете… если кто-то возьмется… попробует снять… она треснет.
А вот это уже интересней, намного интересней.
– Ты один такой?
Хлопнул ресничками. И за волосы потянул, от парика избавляясь. Провел ладонью по ежику светлых волос. Вздохнул:
– Полагаю, что да… вы не подумайте, я не хотел, но он… он умеет убеждать. Знаете, у меня есть сестра… и она… он… я дурак, да?
– Еще какой, – Димитрий подошел к сидящему парню.
Молод.
Лет двадцать, вряд ли больше.
– Она давно у него… то есть с ним… то есть… он ей голову заморочил. Заставил. Он сказал, чтобы я выбрал, что если откажусь, то он ее заставит бомбу нести. А как я мог?
Никак.
Сестер у Димитрия не было, но он охотно поверил этому разнесчастному идиоту. Вот только плахе до благородных намерений дела нет.
– А ты понимаешь, что умер бы?
– Я и так умру, – паренек виновато улыбнулся. – Он не допустит, чтобы я… только, может, ее не тронет. Как вы думаете?
– Тронет, – жестко сказал Димитрий. – Как твою сестру звать?
– Дарья… и… я вот подумал, вы маг? Структура нестабильна. Как вы говорили, сила взрыва была бы такова, что в зале никого бы не осталось… почти никого… и меня тоже. Но я смерти не боюсь. Лучше так, чем жить, зная, что ее не сберег…
Димитрий вздохнул и поднял очи к потолку.
Вот же…
Умру – и гори все синим пламенем, главное, что сестрицу дорогую спасу. Конечно, спасет… а остальных? Пусть императорская семья – на них не раз и не два покушались, но ведь в зале кроме них еще сотни и сотни людей… пожилых.
И молодых.
И совсем юных, вроде дебютанток, которых на представление ко двору пригласили. Их не жаль? А чего жалеть, если совесть умрет вместе с героем.
Смертью храбрых.
– Дурак, – сказал Димитрий, придержав пару слов покрепче.
А паренек кивнул, соглашаясь, мол, как есть дурак, только что делать, если дурость, она такая, урожденная, и самому с нею справиться не выходит.
– Покажи, что там у тебя…
– Вы купол хоть поставьте, – паренек поерзал. – Чтоб если оно вдруг…
– Как взорвать должен был?
– Подойти поближе… чтоб наверняка… чтоб шагов с пяти, а лучше вовсе подле трона, но если не получится, то шагов с пяти. Пуговку оторвать. Вот эту.
Он указал на золоченую, украшенную зеленым камнем пуговицу.
– Руки! – рявкнул Димитрий.
Не хватало, чтобы случайным прикосновением этот идиот прекраснодушный заклятье пусковое активировал. И парень послушно застыл.
– Звать как?
– Егорушкой.
– И что ты о заряде знаешь… Егорушка?
На щеках паренька вспыхнул румянец, должно быть, обидно стало за тон, которым Димитрий имя произнес.
– Я… он… он сказал, что с трудом получилось… купец Сафронов для горных работ взял попробовать и дюже ругался, что возни много. На подводе не довезешь, чуть колбутнешь бутыль, она и того… у него всего пять зарядов было.
Пять?
Мать его…
– Три он на испытаниях извел. – Егорушка глядел светлыми наивными очами, и чужое лицо сползало с него медленно, издеваясь будто бы. – Еще один хотел на хлебные склады отвезти, но чего-то там не заладилось… злился крепко. А этот вот мне вручил. Он… я думаю, если структуру стабилизировать…
Ага, еще бы знать, как это делается.
– А ты…
– У меня особый дар, – Егорушка вздохнул тяжко. – Я с материями не работаю. Не умею. А вы?
– И я не умею, – признался Димитрий, прикидывая, доживет ли этот герой, пока он за помощью сходит, али все же рискнуть? Нет, камера взрыв выдержит.
В теории.
А проверять на практике не хотелось бы.
– И давно ты при дворе, Егорушка? – Димитрий прикоснулся к зеленой ткани, пытаясь услышать, что происходит за ней. Вот громко стучит сердце бестолкового взрывателя.
А ведь не мог чужак рассчитывать только на него.
Не мог.
Слишком продуманный план. Слишком долго готовились к этому проклятому балу, чтобы доверить успех бестолковому мальчишке.
А вдруг бы силы духа не хватило?
Все ж верная смерть… или убеждение? С менталиста хватит повесить на разум цепь, за которую после только и надо, что дернуть.
И все одно ненадежно.
Значит, колб не пять? Есть шестая? Или седьмая? Или…
Вещество отозвалось, пусть структурная магия никогда-то не давалась Димитрию, слишком сложными ему казались все эти расчеты.
Плотность. Вес. Переменные Тарина.
