Снорре прижал к лицу ладонь, приходя в себя после неожиданного поцелуя. Девица пропала с горизонта, оставив после себя сладковатый запах жимолости, но капитан не собирался сдаваться. План созрел в белокурой голове прежде, чем кто-то из нас успел промолвить хоть слово. Я потянулась к нему, перебарывая слабость, чтобы раскрыть маленький секрет, который мог перевернуть всю его жизнь, но Снорре уже бросился в погоню.
– Нет уж, – послышался рык, брызжущий азартом и предвкушением, – до рассвета я узнаю, кто она!
– Может, стоило его остановить? Так и будет бегать в поисках вчерашнего дня, не зная, что счастье стоит за спиной, – хмыкнул Лоркан, разглядывая остатки вина в бокале.
Я покачала головой, провожая темно-зеленую рубаху Снорре взглядом. Был ли он готов узнать правду? Марна сделала первый шаг, теперь все зависело от него. Хотелось надеяться, что он сделает правильный выбор, однако…
Рау нежно поглаживал пальцем выступающую косточку на моем запястье, и руки покрывались гусиной кожей. Тело наполнилось изнутри свинцовой тяжестью, голова кружилась, и приступ едкой тошноты то накатывал, то отступал. Странный привкус вина никак не хотел пропадать. Но никто не замечал, что мне дурно – Карнавал продолжался, даже если и без меня.
Лоркан кивнул официанту, принявшему бокал из рук князя, а затем обернулся к Рау. Суровое лицо не предвещало ничего хорошего, но я ощущала себя слишком усталой, чтобы вмешиваться. Глаза то и дело закрывались под тяжестью ресниц, колени от слабости подгибались, и если бы не Рау, то я непременно был упала. Он аккуратно придерживал меня за талию, видимо, считая, что я перебрала вина, которое на Карнавале текло рекой.
– Прошу оставить нас наедине, – Лоркан склонил голову к плечу, не давая Рау возможности возразить. Выбившиеся из косы пряди обрамляли его лицо темной рамкой, отчего казалось, что он гораздо дальше от меня, нежели на расстоянии вытянутой руки. Вино сыграло со мной злую шутку – сознание уплывало и играло со мной в игры. Мостовая под ногами оборачивалась золотыми барханами моей родины, чтобы через секунду сменить обличье на поля, бескрайние и свободные. А затем – превратиться в зеленые, шипящие морские волны, которые облизывали мои ноги, и я даже уловила повисший в воздухе насыщенный аромат морской соли. Что за ерунда творится?!
– Даже при всем моем уважении, я не могу оставить свою невесту с вами наедине, – Рау едва слышно усмехнулся, прижимая мое безвольное тело к себе, и я была почти благодарна ему за это – он спасал меня от позорного падения ничком на мостовую. Зрение подводило – стены домов искажались, линия горизонта скакала вверх и вниз, а в отдалении, где-то очень далеко, звучал перезвон ветряных колокольчиков. Совсем как дома.
Но Лоркана не так-то просто было убедить. Каждый аралионец знал, что если князю что-то втемяшилось, он будет стоять на своем до последнего. Так и сейчас: он сделал шаг вперед, опуская ладонь на мое плечо, и кожа под платьем вспыхнула от одного только прикосновения, но я не могла позволить мужчинам решать за меня.
– Ималия еще не давала вам согласия, лорд Рау.
– Откуда вы знаете мой титул? – я готова была побиться об заклад, что Рау подозрительно прищурился. Будучи временным подданным Аралиона, он отлично играл свою роль образцового гражданина, но стоило наступить ему на больную мозоль, как он оборачивался ядовитой змеей. Того и гляди – укусит, впрыскивая под кожу яд.
– Я знаю про вас все, дорогой друг. И титул, и вашу историю, и причину вашего изгнания.
– Имели обстоятельную беседу с князем Огюстом? – фыркнул Рау, не скрывая своего пренебрежения, однако, Лоркан продолжал стоять на своем.
– Это не важно, вопрос в другом. Откуда, имея такое красочное прошлое за спиной, у вас столько уверенности, что именно ваша кандидатура – лучшая для леди Ималии?
– Считаете, что вы, князь, подойдете лучше? – Рау издевался, но провоцировать Дракона – дело неблагодарное, более того – смертельно опасное. На Карнавале были строго-настрого запрещены любые ссоры. Разъярившись, князь Огюст мог швырнуть обоих возмутителей общественного спокойствия в свои погреба, чтобы те хорошенько подумали над своим поведением. Как бы плохо я себя не чувствовала, моим долгом было вмешаться и прекратить ссору. Но я не смогла этого сделать.
Влажный жар объял мое горло изнутри, выжигая все слова, которые я смогла найти в восхитительно-пустой от вина голове. Гортань медленно распухала, и все что я смогла – издать задушенное шипение. И стало так страшно, что я вскинула умоляющий взгляд, нашаривая в сходящем с ума мире лицо Лоркана – единственное, что оставалось твердым и неизменным, а потом меня поглотила тьма.
* * *
Темнота – плотная, слегка шершавая на ощупь, принесла спокойствие. Боль в горле и груди утихла, но не пропала. Я ловила ее отголоски, как будто та продолжала пульсировать внутри, пытаясь по кровеносным сосудам добраться до сердца. Сколько времени я плавала в графитово-черной пустоте – неизвестно, в ней не было ничего, кроме тишины. Ни мыслей, ни тревог. Наверное, вот так и приходит смерть, подумала я и от неожиданности глупо хихикнула. Странно, ведь дочерям Селофиссар после смерти предстояло оказаться в садах своей божественной матери. Сидеть подле нее, слушать, как она читает мелодичные стихи, звучание которых на слух напоминает вышивку золотой нитью по белому шелку. И пребывать в спокойствии и счастье – вот, что полагалось дочерям Селофиссар. Но, видимо, даже такой судьбы я не заслужила.
Тишина обступала, мягко касалась лица своими ласковыми руками, а затем… не знаю, почему, но ко мне вдруг стали приходить сцены из прошлого. Не сами воспоминания, которые память частенько подкидывала исподволь, словно в насмешку. Мелкие детали, о существовании которых в своей голове я и не подозревала.
Первое платье, сшитое матерью на пятый день рождения. Цвет – зеленый, как трава, что растет в далеком княжестве, где небо бороздят огромные крылатые ящерицы. Завтра у меня праздник, и, может быть, кто-то из этих чудесных созданий прибудет ко двору, чтобы меня поздравить. Наивной мечте не суждено сбыться, и праздник обернется настоящим кошмаром, положившим начало моим приключениям. Но вертясь перед зеркалом, я об этом еще не знаю.
Фигура матери, спрятанная глубоко-глубоко в подземельях. Никто не собирался сообщать мне место, я нашла его сама. Тонкая, вырезанная изо льда, который не тает даже от душного, почти обжигающего жара стен. Я рыдаю на коленях перед статуей, хватаясь за подол маминого платья. От сухого холода ломит пальцы. В том, что мама предана забвению, виновата я.
«Будь ты проклята!» – отец, захлебывающийся собственной яростью, указывает на дверь. Глаза его белы от гнева, руки стиснуты в кулаки и дрожат. “Прочь отсюда, или я убью тебя” Кто я такая, чтобы ослушаться родного отца? Больше я его не увижу.
Темнота, словно наигравшись, расступилась. Щурясь от пронзительного света, я зашарила руками вокруг. Дерево, теплое и гладкое, прогнало фантомные воспоминания, а его запах напомнил мне, что я все еще, возможно, жива. Но так ли это было на самом деле?
