Снорре тронул поводья, вынуждая своего коня выдвинуться вперед. Гвардейцы расступились, позволив ему в одиночку пройти по каменной тропе, которая серпантином вилась вдоль скалы.
– Позволь мне поговорить с горами, – Снорре поглубже натянул капюшон, отороченный мехом чернобурки. Я видела, как наглухо захлопнулся панцирь, которым он капитан отгородился от остального мира. Снежные пейзажи родины не вызывали в нем сентиментального трепета, только тревогу.
– Быть может, я смогу договориться с ними.
Лоркан махнул рукой, давай полный карт-бланш: не в нашем положении было раскидываться ценными идеями. Где-то вдали, но уже совсем близко, сурово выла вьюга, не забывая напоминать, что времени осталось совсем мало. Смертельная белизна неотвратимо приближалась.
Конь Снорре затерялся среди снегов, когда капитан тронул поводья, устремляясь к обсидианово-черной скале. Спешившись, он с трудом преодолел отвалы, созданные недавно сошедшей лавиной, сдернул с руки перчатку и прижался обнаженной ладонью к камню. Так и замер, прикрыв глаза и обратив свой взгляд внутрь, как будто молча взывал к самому Эрооло.
– Долго нам так стоять?
Кобыла, которую мне выдали в княжеской конюшне, не отличалась покладистым нравом, пускай и прикидывалась невинным цветочком. На ее морде застыло меланхоличное, слегка печальное выражение, но она была безгранично упряма. Понукать или уговаривать ее было бесполезно, она делала лишь то, что сама считала нужным. И сейчас все ее внимание было сконцентрировано на том, чтобы выяснить каков на вкус снег под ее ногами. Она собирала его губами, задорно хрустя ледяной коркой, и игнорировала мои попытки удержаться на месте.
– Столько времени, сколько ему потребуется, – отозвался Лоркан с полуулыбкой, а затем с тревогой заглянул мне в лицо, – Ималия, все хорошо?
– Все прекрасно, моя князь, – я покачала головой, не подавая вида, что уже не чувствую ног, – слегка устала, не более того.
Но ничего не происходило. Горы не разверзлись, метель по-прежнему ревела и захлебывалась своим воем. Усилился ветер, и я прикрыла глаза, чтобы избавиться от жуткого ощущения, что мои глаза превращаются в стылый лед. А когда я их открыла, привлеченная звуком шагов, Снорре стоял рядом.
– Еще немного, – убежденно заявил он, вскакивая в седло и отряхиваясь от снега, – я уверен.
– Тогда в путь, мой друг, – Лоркан двинулся вперед, увлекая за собой отряд.
Я потеряла счет времени, когда по правую руку от нас с громким шипением вспыхнуло яркое и высокое пламя. Зажглись сигнальные башни на вершинах скал, передавая сообщение о нашем прибытии по цепочке.
– Надо быть аккуратнее, – выдохнул Снорре, приближаясь к Лоркану. Князь щурился, разглядывая огонь, полыхающий над головой, со смесью интереса и веселья. Языки пламени облизывали ледяные наросты на камне, но снег и не думал таять. Огонь был холодным.
– Традиции и порядки в Тюрре далеки от ваших, и каждое необдуманное действие может оказаться оскорблением. Будь аккуратнее.
– Оскорбление от равного оскорблением не считается, – ответил Лоркан, указывая вперед. Бушующая на горизонте метель обрисовала контуры исполинского замка черными штрихами, как будто кто-то нанес рисунок на белый лист тушью. – Форт Касан. Вперед, нас ждут еда и теплый очаг.
При напоминании об отдыхе поникшие гвардейцы воспрянули, устремляясь вперед. Размеренное движение лошади, которая пыталась нащупать путь на скользком камне, и крепчающий мороз погружали меня в состояние безмятежности. Но это ощущение было обманчиво и очень опасно.
– Вы кажетесь больной, – Лоркан поравнялся со мной. Ему были очевидны признаки хвори: обветренные, потрескавшиеся губы, покрасневшие веки и ресницы, покрытые инеем, непрекращающаяся дрожь. – Уверены, что все в порядке?
– Вам не о чем тревожиться, мой князь, – голос осип, а в горле першило, и я едва смогла сдержать приступ надрывного, сухого кашля, – южная кровь матери, доставшаяся мне в наследство, плохо переносит холод. Я тяжело переживаю зимы, даже если они теплые, как в Аралионе.
Я утаила, что двери “Счастливого дракона” закрывались на засов до первых весенних капелей. Три долгих месяца, пока крыльцо моего дома заметало снегом, я почти не покидала постели. Меня изматывал тяжелый кашель, от которого болела грудь и выступали слезы на глазах. Ломота в костях не позволяла передвигаться по дому, я куталась в теплые одеяла и с тоской считала дни до долгожданной весны, которая должна была принести облегчение.
Пик хвори приходился на самую студеную пору, и тогда я не вставала с кровати, пытаясь побороть лихорадку и жар. Продукты в доме появлялись благодаря Лиди, самоотверженно преодолевающей сугробы и гололедицу, чтобы не дать мне умереть голодной смертью. И каждый год я с ужасом ожидала, что вот-вот под ногами зашелестят сброшенные листья, горящие багрянцем, и вновь задует ледяной ветер, предвещающий первые признаки надвигающейся болезни.
Форт Касан, монументальное сооружение, вырезанное в толще отвесной скалы, возвышался над тонкой перемычкой между скалами. Та вела к крохотной площадке перед фортом, где нас уже ждали.
– Началось, – с неизбывной тоской пробормотал Снорре. Вся его фигура окаменела, когда впереди встречающего отряда показался высокий мужчина, чье лицо полностью скрывал капюшон. Сам отряд состоял из десятка солдат, закованных в матово-черные латы. Этих воинов – непоколебимых и жестоких – называли каменными стражами. Личная охрана великих князей Тюрра.
– Мы ожидали вас с прошлой зари, – голос донесся из-под капюшона порывом северного ветра, и мне на какое-то мгновение стало еще холоднее, – благодарю, что не задержались в пути. В наших краях бывает…неуютно. Княжна Аста приказала зажечь огни при вашем появлении, чтобы она знала, что вы прибыли.
– С кем имею честь разговаривать? – Лоркан нахмурился. Незнакомец пренебрегал должными правилами: не представлялся, не отвешивал формальных поклонов, да и вел себя так, словно перед ним стоял кто-то другой, а не Девятый Дракон. – Назовись!
Капитан отряда сорвал капюшон одним движением, обнажая тонкокостное лицо уроженца севера. Светлые брови терялись на высоком лбу, прозрачные ледяные глаза пугали. Он был красив какой-то застывшей, мертвой красотой, от которой по спине бежали мурашки.
– Вижу, вы устали, – требования Лоркана были пропущены мимо ушей. Мужчина смотрел прямо на меня, не скрывая улыбки, и видел насквозь: то, как дрожали от усталости руки, вцепившиеся в поводья, и то, что я едва держусь в седле от терзающей меня боли в груди.
Снорре нервно поглаживал свою лошадь по холке, как будто пытался ее успокоить. Но кобыла приплясывала на месте, встревоженная тем, что сам хозяин чувствует себя не в своей тарелке. Так и было – он не знал, куда себя деть и прятал глазами, лишь бы не смотреть прямо на капитана отряда.
– Повторяю еще раз, назовись, – Лоркан потерял терпение, глаза вспыхнули алым. Незнакомец смотрел на эти метаморфозы без особого интереса – ветер трепал светлые волосы и гладил лицо, на котором не было ни одного обветренного пятнышка.
