– Ну, не пытать же ее, – вполголоса сказал Снорре, швыряя в костер полено. Пламя фыркнуло снопом искр, а его острая, танцующая верхушка потянулась к Марне, как будто чувствовала в ней что-то родное.
Снорре не спускал с Марны взгляда, хмурился недовольно. Они уже встречались, и не раз, – кто как не капитан гонял ее из замка, куда она упрямо возвращалась? Но она успевала улизнуть раньше, чем он приближался. Едва завидя на горизонте белый мундир с серебряными звездами, ведьма шныряла в только ей известный лаз, скрываясь с места преступления. Скрываясь, чтобы позже вернуться.
Но еще никогда они не оказывались так близко. Теперь Снорре, не подозревающий о золотой нити, мог разглядеть каждую прореху на стареньком, грязном платье, каждый колтун в длинных, спутанных волосах. Я ощущала его замешательство. Недоумение от тягучего ощущения, поселившегося в груди – это шалила золотая струна, натягиваясь и вибрируя. Снорре выглядел как человек, давно потерявший что-то, но не способный вспомнить – что именно. Один только раз на его лице появился намек на улыбку – когда Марна протянула ему плошку, бормоча похвалу. Ее восхищение простой стряпней льстило капитану. Я спрятала улыбку за рукавом. Быть может, не все еще потеряно?
К полуночи костер почти догорел, слабо полыхая углями, и тени разгулялись. К счастью, в палатки они лезть опасались, бродили снаружи, сплетались в клубки и гонялись друг за другом.
Марна, лежащая рядом, пошевелилась, оглядываясь на меня. Аккуратно тронула за плечо, проверяя, сплю или нет. Я сквозь дрему вздохнула, кутаясь в колючее походное одеяло. Помедлив, Марна выскользнула из палатки, распугивая теней, и прокралась к лошадям. Те сонно бродили, стреноженные на ночь, и еле слышно фыркали, отпугивая наглых теней, норовящих вплестись в гривы, словно ленты. Быть может, она решила проверить свою клячу, которая грозила вот-вот откинуть копыта, но что-то мне подсказывало, что не все так просто.
– Куда?! Стоять! – окрик Снорре согнал с меня последние крохи сна. Если до этого момента я принимала силуэт Марны на тонкой ткани палатки за порождение сновидения, то сейчас стало понятно, что все было слишком реально. Я вылетела из палатки, как была, в одной ночной сорочке, но Снорре не было никакого дела до моего белья: он с досадой смотрел, как Марна, на скорую руку оседлавшая коня одного из гвардейцев, скачет в сторону Кулунтара.
– Что она там забыла? – в замешательстве пробормотал Снорре, вновь и вновь касаясь ладонью груди. Он морщился, но не от боли – золотая струна растягивалась, пытаясь увлечь капитана за собой. Именно это тянущее ощущение в сердце люди чаще всего принимают за тоску по кому-то. Но Снорре был слишком приземленным для подобных рассуждений, да и к ведьме не питал никаких теплых чувств.
Марна скрылась из виду, но мы продолжали стоять на дороге бок о бок. Краем глаза я замечала, как ликуют тени, бросаясь за ней вдогонку. Они юрко двигались, прижимаясь к земле, и выписывали невероятные кульбиты, когда на пути попадались неожиданные препятствия.
– Догнать ее не получится, – резюмировал капитан, со вздохом потирая лоб, – и надо ли?
Темнота окутала нас, и я поняла, что лучшего времени для разговора по душам может и не выдаться.
– Что случилось с вами в Тюрре? Отчего вы так не хотите возвращаться домой? – тихо спросила я, боясь нарушить удивительную ауру единения с ершистым капитаном. Тот покосился на меня, сурово хмуря брови.
– Откуда такой интерес к моему прошлому? – горько скривив губы, спросил Снорре, поворачиваясь ко мне всем корпусом. – Вам не хватает личных тайн?
– Секрет взамен на секрет? – предложила я и тут же прикусила язык. Все еще не было четкой уверенности, могу ли я доверять капитану, но память до сих пор терзали воспоминания о том, как он заслонил меня от верной смерти.
Повисла пауза. Снорре разглядывал меня в упор, склонив голову к плечу.
– Договорились. Что вас интересует?
– Почему вас изгнали?
Снорре вздохнул и направился к костру. Присев на поваленное дерево, он уставился на угли, которые едва тлели, словно Марна забрала с собой и огонь. Я с опасением уставилась на палатку, в которой отдыхал Лоркан. За темно-серой тканью что-то перманентно вспыхивало, и я потянулась откинуть полог, чтобы воочию увидеть, что же там происходило. Но Снорре оказался быстрее – грубовато схватил меня за запястье и покачал головой. Впрочем, в глухом лесу разве что любопытным белкам было не наплевать на все этикетные выверты.
– Не стоит, Ималия, – произнес Снорре, пропуская формальное “леди”, – это не ваша битва. Он и сам справится. Если опять пожар не разведет.
– И часто с ним такое? – перед глазами мелькали порожденные воображением образы, как Лоркан, не просыпаясь, сгоняет с себя упрямые языки пламени, цветущие прямо из-под кожи.
Снорре усмехнулся, зарываясь пальцами в непослушные светлые кудряшки:
– Время от времени. Вы хотели узнать, почему меня изгнали? Все очень просто: переступил границу, пускай и знал, что это равносильно самоубийству.
– И все равно не удержались?
Тяжкий вздох, в котором досада смешалась с горечью, раздался у костра:
– Не слишком ли вы снисходительны? Вы хоть раз любили так, что кажется, что даже если сердце из груди вырвут, оно продолжит биться?
Нет, таким похвастаться я не могла. Мне были недоступны такие страсти, но не сказать,чтобы я была расстроена из-за этого.
– Тогда мне казалось, что мы любим друг друга. Сейчас – что я был слишком юн и верил в иллюзии, которые создал сам. Агне застал меня в спальне сестры и едва не убил. Аста остановила его, конечно, он ее до смерти боится. Только от наказания меня это не спасло.
Снорре ненадолго задумался, как будто вспоминал ту ночь, когда его жизнь разделилась на “до” и “после”.
– Ималия, – хрипло произнес он, – знаете ли вы, как на Севере наказывают предателей?
– Нет, – голос сорвался, по коже пробежала стая мурашек. Нравы в Тюрре были суровыми, и наказание должно было соответствовать. Так и было.
– Предателя раздевают до гола, обливают ледяной водой и выгоняют в долину. Каждому, кто осмелится помочь ему, грозит та же самая пытка. Никто и не рискует помогать. До сих пор помню – она даже не поморщилась, когда меня пинком выкинули на мороз.
Голос у него был тусклый, померкший под гнетом мучительных воспоминаний. Я не знала, что сказать – в сочувствии Снорре не нуждался, старые раны давно отболели. А память… она все равно никуда не денется, как бы он ни пытался выкинуть из головы, забыть.
– Как же вы выжили?
Снорре медленно обернулся ко мне, в его глазах не было ничего кроме стылого льда:
– Вам лучше не знать.
Уже позже, когда я отправлялась на боковую, Снорре окликнул меня, криво усмехаясь:
– Секрет в обмен на секрет, помните?
Я прикусила губу: надеялась, что капитан забудет, но я вновь его недооценила.
