Он приказал армии идти вперед.
На закате они разбили лагерь на низкой, ровной местности на виду у войска Ремиджио. Здесь раньше были вспаханные поля, но в этом году землю уже вытоптали. Ничто не росло на выжженной летним солнцем бурой почве. Фолько отправил своих людей до наступления темноты подобраться как можно ближе к противникам и точнее их подсчитать; они доложили, что это правда, силы их армий равны.
Он мог победить в этом сражении утром. Это заставило его решиться. Я поступаю правильно, сказал он себе и лег спать, предварительно объяснив офицерам, как они должны построиться на рассвете. Он говорил четко и точно. Знал, чего хочет.
Фолько действительно уснул, хотя восход солнца сулил ему первое крупное сражение в качестве военачальника, но в ночной темноте проснулся с сильно бьющимся от ужаса сердцем, и не мог понять причину. Был ли это страх перед боем? Или страх смерти? Это не о нем! Он уже сражался раньше!
Лежа на походной койке в шатре командующего, Фолько прислушивался к шуму, с которым кровь бежала по венам, потом хрипло попросил пить. Слуга принес ему попить в темноте. Он поднялся и вышел из шатра, встал под голубой луной, глядя на поле грядущего боя.
И что-то – инстинкт, который он никогда не мог объяснить и понять (это, именно это, было причиной его кошмарных сновидений: он совсем не управлял своими мыслями, они просто… пришли к нему под этой луной), – заставило его позвать своего кузена, своего лейтенанта. Он отдал Альдо приказ не поднимая шума немедленно увести восемьсот пехотинцев и лучников назад, за строй, а потом в лес к северу от них, и скрытно стоять там наготове, у опушки, в ожидании всего, что может произойти.
Нет, сказал он кузену, я не знаю, что может произойти, но у меня… у меня предчувствие. Фолько не мог объяснить лучше. Альдо, верный ему до гроба и ненавидевший Теобальдо Монтиколу не меньше, а гораздо больше Фолько, позже уверял, что то был военный гений кузена, проявившийся с самого начала.
Фолько так не считал. Это был страх и стремление сделать хоть что-нибудь, чтобы его подавить. Он поднял клапан входа и вернулся назад в шатер. Ему даже удалось опять уснуть, хотя сон его и был тревожен.
Встало солнце, и вместе с ним пришла вода. Фолько проснулся в залитом водой шатре. Его сапоги плыли мимо походной койки.
Он поспешно, с сильно колотящимся сердце, накинул на себя одежду. Слуга помог ему надеть нагрудник и шлем. Снаружи раздавались крики. Фолько натянул насквозь мокрые сапоги и, расплескивая воду, выскочил из шатра в освещенный восходящим солнцем кошмар.
Его лагерь стоял посреди мелкого озера. Некоторые палатки сорвало с шестов – одна проплыла мимо, затем проплыли чьи-то сапоги.
Внезапно с запада взлетели в воздух и опустились стрелы – оттуда, куда ночью отвел свои войска Монтикола, чтобы оказаться на возвышении, чтобы их не залила прибывающая вода.
Помощник Фолько подбежал к нему, поднимая брызги, чтобы прикрыть щитом командующего.
Позднее они поняли.
Монтикола открыл ворота шлюза на реке, из которой фермеры брали воду для полива своих полей перед сезоном посадок в те годы, когда эту землю использовали. Шлюз заметил другой командир, он и сообразил, как этим воспользоваться при столкновении с молодым противником, которого можно хитростью заставить встать лагерем в нужном месте.
С горящим от гнева и унижения лицом Фолько начал отдавать приказы так быстро и спокойно, как только мог. Его собственные лучники были в состоянии отвечать на огонь противника отсюда. Люди Монтиколы не могли войти в болотце, не столкнувшись с той же проблемой, что и солдаты Акорси, но Фолько послал пехотинцев с пиками немного вперед, под прикрытием щитов, чтобы блокировать любые попытки кавалерии сделать это.
Было бы разумно отступить на возвышенность. Войска Ремиджио не смогли бы их преследовать; они стали бы уязвимы, если бы двинулись вслед за ним. Это вызвало бы у них трудности, решил Фолько, но не стало бы их поражением. Не привело бы к гибели.
Возможно, Монтикола прошлой ночью решил, что открытая схватка не соответствует его целям, а вот выставить соперника на посмешище было бы великолепно.
Это было очень забавно. Надо мной смеялись бы всю оставшуюся жизнь, думал Фолько, на протяжении жизни нас обоих, если бы эта история стала известна. А она обязательно стала бы известна.
Но история вдруг изменилась, как это часто бывает. Она изменилась, потому что Джад, судя по всему, не захотел, чтобы юного Фолько Чино д’Акорси погубили таким образом.
Его лучники из леса – те, которых от отправил туда ночью вместе с Альдо, – начали пускать стрелы в войско Ремиджио. Стрелы взлетали высоко в небо и падали быстрыми волнами. Затем Альдо направил пехоту из леса, чтобы нанести удар по кавалерии Ремиджио с фланга. Сильный удар, чтобы они не успели среагировать, сориентироваться, и внезапно, каким-то чудом, стало не смешно.
Воины армии противника кричали и беспорядочно размахивали руками, а некоторые погибали.
Кавалерия Монтиколы не могла развернуть своих коней и быстро убраться прочь, а пикинеры были смертельно опасны для кавалерии в такой ситуации. Потеря большого количества лошадей была для армии катастрофой сама по себе.
Фолько велел горнистам играть сигнал отойти назад.
После контратаки на фланге, увенчавшейся успехом, это стало стратегическим ходом, а не слабостью. Он быстро отдавал один приказ за другим. Велел собрать все, что удастся, в том числе палатки. Палатки могли высохнуть на летней жаре. Все могло высохнуть, почти все.
Он увидел, как Монтикола перестраивает свои войска, чтобы ответить Альдо, но кузен знал, что делает: он отвел своих пикинеров назад в лес, а затем вернулся тем же путем, каким они шли ночью, и воссоединился с основными силами армии.
Армия Ремиджио могла бы попытаться их преследовать, но драться в лесу трудно, а основные силы Фолько без труда обстреливали бы из луков вражеский фланг, если бы Монтикола двинулся в этом направлении. Фолько отдал еще один приказ, чтобы его лучники были готовы это сделать.
Но нет, противник тоже это понимал. Неожиданно обе стороны стали отходить назад. Обе стороны. Благодарение Джаду, обе стороны.
Эта история стала известной. История о том, как открыли ворота шлюза ночью, чтобы утопить армию Акорси, как молодой командир предвидел это и спас войско в опасной ситуации, под прикрытием темноты разместив большой отряд в лесу, и как противнику был нанесен урон неожиданно выпущенными стрелами и атакой пехоты.
Значит, было два умных командующих, и наибольший урон врагу нанес младший из них, д’Акорси, несмотря на забавные истории, которые рассказывали о солдатах (и их командире), бултыхающихся в воде после того, как они проснулись летним утром.
Никакого серьезного ущерба не было нанесено ни людям Фолько, ни его репутации, – но только, только потому, что он проснулся ночью от страха, причину которого так и не понял.
