Я бывал там в качестве посла по поручению Совета Двенадцати, а совсем недавно – в качестве его члена, после того, как второй брак обеспечил мне достаточно высокое положение и герцог смог договориться о моем избрании в совет. Я видел работу Меркати, то, как он изобразил Адрию Риполи. Это великолепная картина. На ней Адрия совсем не похожа на себя.
И то, и другое чистая правда.
Я не в состоянии точно объяснить, почему те годы, когда я встретил и полюбил ее (и, мне кажется, буду любить всегда), когда я встретил Фолько, и Теобальдо, и Джиневру, и моего собственного герцога, почему те годы так ярко живут во мне, – не только сегодня ночью, в нашей палате совета, но и всегда.
Возможно, в жизни каждого человека правда то, что времена нашей юности остаются с нами, даже когда ушли люди, знакомые нам по тем временам; даже если многие, очень многие события произошли между тем временем, где мы сейчас, и тем, которое помним.
Сегодня ночью меня переполняют воспоминания о том времени, когда я менялся, когда меня формировали и изменяли те люди, которых я встречал.
Фолько умер в тот же год, что и Меркати. Его сын правит в Акорси, как сын Теобальдо правит в Ремиджио. Теперь между семьями не осталось вражды. Поговаривают даже о том, что сын Теобальдо женится на внучке Фолько. Сересса ни за, ни против этого события; мы уже обсудили этот вопрос.
Герцог Риччи – его окончательно выбрали на эту должность много лет назад, когда умер Лукино Конти, прожив дольше, чем кто-либо мог ожидать, – был нашим представителем на похоронах Фолько, когда его предали земле в часовне, сооруженной в святилище Акорси. Герцог пригласил меня поехать с ним, хотя я тогда был всего лишь начинающим купцом и советником. Я тогда еще не женился во второй раз. Он знал – кажется, он всегда все знает, – что Фолько д’Акорси однажды сыграл большую роль в моей жизни, каким бы коротким ни был тот период времени. Я встретил там Антенами Сарди, ставшего правителем Фиренты после смерти отца и убийства брата. Я помнил его глупым молодым человеком, которого мы повстречали на дороге в Бискио, а потом у двери Адрии в гостинице. Он больше не был глупым. Некоторые люди способны сильно меняться, хотя не думаю, что сам отношусь к таким. Просто я не сразу сформировался и обрел форму под руководством наставников, когда представилась такая возможность.
Сарди одного возраста со мной, но поседел и огрузнел больше, чем я. Мы немного поговорили на похоронах, в основном о лошадях. Он действительно запомнил меня после той встречи в Бискио, что удивило его самого. Я сказал, что до сих пор помню его великолепного коня, и даже его кличку – Филларо. Не понимаю, почему я это запомнил. У Антенами затуманился взгляд, когда он услышал это.
По пути домой я узнал от герцога, что Сарди ездил вместе с караваном купцов в Ашариас (так теперь называется Сарантий). Была какая-то непонятная история насчет того, что он сделал остановку во время путешествия у святилища по дороге туда и несколько дней провел в деревне возле города.
Может быть, сказал герцог, когда мы ехали в тот безветренный осенний день, этот человек и стал зрелым, но по-прежнему остался эксцентричным. И все же Фирента процветает под его руководством, следует отдать должное Антенами Сарди, заметил он чуть погодя.
Что касается меня, можно с уверенностью сказать, что я сделал хорошую карьеру в нашем опасном мире и городе. Достаточно хорошую, чтобы появились люди, ищущие моего расположения и поддержки. Моя вторая жена меня не любит, но это взаимно, и при необходимости мы успешно изображаем сердечную привязанность, – а такая необходимость возникает часто, учитывая мою должность.
Свою первую жену я очень любил. Она родила мне дочь и умерла через два года вместе с нашим вторым ребенком. Я чту ее память, а моя любовь к дочери безмерна, и я знаю, что она взаимна. Мне дана эта радость, которая есть не у всех. Первую жену мне сосватали, но подобные браки часто становятся браками по любви, и наш оказался именно таким. В нашем доме и в нашей спальне царили смех и ощущение того, что мир – это место, которое стоит познавать вместе. К тому же мы были молоды, а это имеет большое значение.
Меня многие считают слишком задумчивым и чересчур серьезным человеком. Мои жены и друзья знали меня другим. Моей первой жене это доставляло удовольствие; наедине со мной она вела себя так же, и в этом мне повезло. Моя вторая жена происходит из гораздо более знатного рода, чем мой; когда я бываю эксцентричным и несерьезным, она считает мое поведение недостойным. Возможно, она права, учитывая мой возраст.
Мой второй брак – следствие того, что герцог хотел сделать меня членом совета, чтобы я его поддерживал. Знатный отец моей второй супруги задолжал ему много денег, и за мою женитьбу герцог простил ему долг. Жена так никогда и не простила ни отца, ни меня. Можно ее понять, ведь я – сын мастерового. Тем не менее, когда меня избрали в Совет Двенадцати, это доставило ей удовольствие, а позже я заработал большие деньги и помог ее отцу. У нас нет общих детей, ведь с этой женщиной я живу без любви. Не всем она даруется.
Странно, насколько я сегодня погрузился в воспоминания. Или, возможно, не так уж странно. Женщина, которая только что вышла из этой комнаты через маленькую боковую дверцу вместе с мужчиной, с которым она отправится шпионить для нас в Дубраву, очень напоминает мне Адрию. Я знаю отца этой женщины, и я убил ее деда. А за свою жизнь я убил всего двух человек. Обоих в Милазии.
Учитывая это, думаю, неудивительно, что я сижу за столом совета в весеннюю ночь и заново переживаю те давние годы.
Почему один человек напоминает нам другого? Они совсем не похожи друг на друга. Когда мы впервые повстречались, та женщина была маленькой, хрупкой и более печальной, чем Адрия когда-либо. Она жила в обители Дочерей Джада в глубине материка, отправленная туда собственным отцом, чтобы скрыть позор семьи. Отца звали Эриджио Валери из Милазии.
В той обители она родила ребенка; его отняли у нее сразу же после рождения. Я расспрашивал о нем, потому что это могло оказаться для нас полезным, но мне ничего не ответили, поэтому я понятия не имею, где сейчас находится ребенок. Старшая Дочь прислала нам сообщение, что они приняли к себе новую женщину – умную и сильную духом. Женщину, которая, возможно, захочет быть полезной нам в обмен на избавление от жизни в обители, – и, конечно, на пожертвование для обители от Серессы.
Мы уже поступали так раньше.
Я был тем человеком, которого герцог Риччи отправил побеседовать с ней. Со мной поехал Брунетто. Герцог, который так много знал, не знал, что я убил одного из Валери. Никто этого не знал. Поездка в обитель и встреча с этой женщиной закольцевала мое время, – можно назвать это прошлым, вонзившимся в настоящее, подобно клинку.
Женщина оказалась именно такой, как о ней писали, – полной горя и гнева, не желающей покориться решению семьи, которая выбрала для нее такую жизнь. Не желающей покориться выбору отца. Я рассказал, что мы ей предлагаем, чего хотим от нее, и уехал.
Мы вернулись к ней через два дня. Она согласилась стать шпионкой Серессы, сказала об этом прямо, назвала себя именно этим словом. Мы отправились вместе с ней в город. Женщина замечательно держалась в седле; казалось, она заново обрела для себя идею радости, хоть еще и не саму радость, пока ехала рядом со мной в Серессу на хорошем коне.
