Слово «мы» было в данных обстоятельствах явным преувеличением. Поблизости находились только батраки, разбрасывающие навоз на поле к югу от них. Они, конечно, прекратили работу и следили взглядом за приближающимися всадниками, ожидая, когда те проедут мимо.
Всадники тоже остановились – на дороге перед ними застыл человек.
– Он, считай, уже мертвец, – сказал один батрак другому.
– Священник? Конечно же нет, во имя святого Джада! – Второй работник торопливо осенил себя знаком солнечного диска грязными руками.
– Это же Монтикола ди Ремиджио, дерьмо ты тупоголовое. Посмотри на знамена!
– Я не разбираюсь в знаменах.
– Зато я разбираюсь. Тот, что в балахоне, погиб, если не отойдет в сторонку.
– Значит, он отойдет, – безмятежно ответил второй. Этому человеку суждено было прожить долгую жизнь, и он почти во всех ситуациях оставался безмятежным.
Так сложилось, что Нардо Сарцерола читал «Житие Блаженных мучеников». Старший Брат в его обители придерживался мнения, что в свободное время, когда заданная работа выполнена, а час молитвы еще не настал, младшие священнослужители должны совершенствоваться с помощью чтения. Работу почти никогда не удавалось переделать всю до конца, и молились они очень много. Святилище всегда получало щедрые дары, даже из таких городов, как Бискио и Фирента, расположенных далеко на западе, так что во время каждой молитвы приходилось перечислять множество имен усопших, зажигать свечи, ходатайствовать перед Богом об исполнении желаний. Такая договоренность существовала всегда: деньги жертвовали в пользу души умершего. Да, молиться приходилось дольше, но какой священнослужитель стал бы на это жаловаться? Кроме того, это означало, что у них будут дрова на зиму и вдоволь еды…
И все же, из того, что Нардо успел прочесть, он принял близко к сердцу одну мысль: если жизнь человека принадлежит Джаду, это иногда может означать ее ранний конец. В «Житии» ясно говорилось, что смерть благочестивого человека может стать могучим оружием на службе Господу.
А Теобальдо Монтикола, сидящий на коне перед Нардо, был известным осквернителем благочестия и вечно вел войны. По правде говоря, Нардо ужасали истории, которые рассказывали о нем и о насилии, к которому он прибегал еще в юности.
Священник поспешно помолился, когда из пыли, висящей над дорогой, показались знамена c изображением волка. Этот испорченный человек заявлял о своей сущности, творя неправедную власть в господнем мире.
Обычно Нардо не утруждал себя тщательным взвешиванием решений.
Он вышел на дорогу перед приближающимися всадниками, твердо решив, что им придется лишить его жизни, потому что он не уйдет с их пути. Кто знает, какие злодеяния задумал совершить Волк там, куда он направляется? Какие невинные люди пострадают?
Его вежливо приветствовали, но ведь известно, что силы тьмы притворяются учтивыми, желая соблазнить людей и сбить их с пути Джада. Он, Нардо Сарцерола, уже стоит на этом пути, и его так просто не соблазнишь. Не только мужчины и женщины давних дней почитали Бога до самого смертного порога, и не обязательно быть великим человеком, чтобы хранить добродетель. А может быть и так, что именно мужество на службе Джаду делает человека великим.
– Я тебя знаю, – объявил Нардо, стыдясь дрожи в своем голосе.
– Надеюсь, что знаешь, – ответил высокий человек на большом коне. Его голос все еще звучал рассеянно. – Иначе какая польза от знамен или от славы, как ты считаешь?
– Я считаю твою славу постыдной! – резко бросил Нардо. Он все еще был недоволен своим голосом. Ему вообще никогда не нравился собственный голос – тонкий, высокий, подрагивающий в минуты волнения, вот как сейчас.
– О, – протянул Теобальдо Монтикола. – Постыдная слава? Навечно? Решено окончательно? Как я огорчен!
Человек позади него рассмеялся.
Нардо смело произнес:
– Я призываю тебя последовать за мной в нашу обитель, чтобы преклонить колени перед солнечным диском в святилище и просить отпущения грехов за твои многочисленные преступления. Это никогда не поздно сделать!
– По правде говоря, я часто обнаруживал, что со многим уже опоздал, – сказал Теобальдо Монтикола. Теперь в его голосе слышалась нотка, далекая от смеха. – А ты, похоже, скоро опоздаешь продолжить жизнь и вернуться домой со своей корзинкой.
Нардо почувствовал, как ноги задрожали у него под балахоном, но все же сказал:
– Я смирился с тем, что умру здесь.
– Здесь? Умрешь здесь? Чтобы не позволить мне поехать на скачки в Бискио? Ты думаешь, Джад одобрит такую неимоверную глупость?
В устах Монтиколы это и правда выглядело…
Но он не позволит, чтобы это так выглядело!
– Бог чтит тех, кто чтит его! – Нардо самому понравилось, как он это сказал.
– Ох, спаси Джад мою душу от ублюдков-священнослужителей, которых новорожденными подбросили ночью к воротам святилища, – произнес сидящий перед ним на коне человек.
Неясно, откуда ему были известны подробности рождения Нардо.
Возможно, он просто…
Один из Блаженных мучеников, Борифорта, был убит двенадцатью стрелами. Нардо видел, что некоторые всадники позади Монтиколы ди Ремиджио вооружены короткими луками. Новая мысль: действительно, наступило время прославленных весенних гонок в Бискио. Вероятно, эта компания и правда едет туда. Пятьдесят человек нельзя считать военным отрядом, это положенная правителю Ремиджио охрана. Все равно, у этого правителя черная душа, которая всю его жизнь служит темным силам.
– Тебе в любом случае нужно поехать вместе со мной в святилище. Мы все помолимся под руководством нашего почтенного Старшего Сына, и ты сможешь покаяться в своих преступлениях.
– И сделать пожертвование? – Снова насмешка.
Нардо подумал, что это было бы совсем неплохим результатом их встречи. И для него точно очень полезно, если бы его стараниями святилище получило значительную сумму денег.
– Это решать тебе и нашему Старшему Сыну, – чопорно ответил он. – Я всего лишь священник.
– В таком случае, клянусь святым именем Джада, его кровью и колесницей, почему твое преступное самомнение заставляет тебя считать, будто ты можешь преградить мне путь? Джад порицает самонадеянность, помнишь?
– Своими устами ты оскверняешь имя Бога! – твердо ответил Нардо, хотя понимал, еще произнося эти слова, что они способны его убить.
Лицо Монтиколы покраснело.
– С меня хватит, – объявил он. – Это уже не смешно. Мой сын сейчас направляется в Сарантий или уже стоит на его крепостных стенах, защищая город вместе с теми воинами и тем оружием, которыми я его снабдил. Сколько монахов из вашего святилища услышали призыв о помощи, священник?
Несомненно, это заявление и вопрос вызывали смущение.
