Поэтому у правителя Ремиджио – наверное, самого прославленного военачальника их времени, который мог бы взять жену из высокопоставленной семьи, – могут возникнуть трудности с женитьбой на своей давней любовнице.
Она имела более высокое происхождение, чем Тео, и он это знал, но семейство делла Валле не обладало властью, родство с ними никак не увеличивало его власть, а власть – это игра, в которую все они играют.
Джиневра знала свои карты в этой игре: он ее действительно любит, она родила ему двух сыновей, она очень хорошо его понимает, и, по-видимому, это его не огорчает, а придает уверенности. Некоторые мужчины, часто думала она, подобны нервным, горячим породистым жеребцам, и не только тогда, когда на них скачут в постели.
Теобальдо объяснил, на какие скачки они едут и чем эти скачки отличаются от большинства других, но разговор происходил после того, как они занимались любовью, а она часто не слишком ясно соображала в такие моменты. Может, это и не очень хорошо, но просто он, как любовник, доставлял ей глубокое удовлетворение, и Джиневра знала, что ему это нравится, льстит его самолюбию, а вот это уже было очень хорошо.
Джиневра услышала снаружи голоса. Мужские, сначала спокойные, потом раздраженные. Карета, в которой она находилась вместе со служанкой, была закрытой. Летом внутри было бы слишком жарко, но в это время года она отлично укрывала от ветра и солнца, а Джиневра старалась защищать свою светлую кожу. Но, сидя в этой карете, ничего не было видно, приходилось наклоняться вперед и откидывать боковую занавеску. Так Джиневра и сделала.
Приятно развлечься.
Коллючо, начальник пятерки выделенных ей охранников (она знала, что ему не нравится тащиться позади кавалькады, при карете и повозках) разговаривал с всадником, который, очевидно, догнал их и хотел проехать мимо. Коллючо был способным солдатом, он уже давно служил у Теобальдо, но он также – по мнению Джиневры – был еще одним самолюбивым, тщеславным мужчиной, из-за которого Теобальдо иногда проявлял худшие стороны характера.
– Я сказал, что мне нравится твой конь, – говорил Коллючо.
– А я вас поблагодарил, – ответил незнакомец.
Джиневра наклонилась дальше, чтобы его рассмотреть: Очень молодой, высокий, стройный; формально его нельзя было назвать красивым, но он отлично держался на гнедом коне, и у него был приятный голос.
– Ты, наверное, не понял, – сказал Коллючо. – Мои слова означают, что ты должен предложить мне коня, а потом мы договоримся о цене. Я буду справедлив.
– Не сомневаюсь, что будете, – сказал другой всадник. По его речи она догадалась, что он из Серессы, но там примешивался ещё какой-то выговор. – Не пристало офицеру правителя Ремиджио поступать несправедливо. Это плохо отразилось бы на его командире.
– Мне не нравится твой тон, – сказал Коллючо.
Джиневра уже слышала этот тон у самого офицера; он означал, что спокойной беседы не получится.
– Если это так, прошу прощения, – ответил незнакомец. Он сохраняет самообладание, но в душе ему следует испугаться, подумала Джиневра. Конечно, если он не глупец. – Я не хотел вас оскорбить, но мне самому нужен мой конь, иначе я не доберусь туда, куда еду.
– Рад буду предложить тебе одного из наших, как часть оплаты.
– Еще раз благодарю, но мне нравится собственный конь. Вы позволите мне проехать?
– К сожалению, нет, – ответил Коллючо.
Их спор слышали окружающие. Как Джиневре подсказывал опыт, это всегда влияло на способность мужчин мирно договориться между собой, поскольку частью уравнения становилась гордость.
– Вы готовы украсть чужого коня?
Он допустил ошибку, подумала Джиневра, даже если произнес правду.
– Что ты сказал?
– Думаю, вы меня слышали. Вы спросили, нельзя ли купить моего коня. Я ответил «нет» и поблагодарил. Однако вы настаиваете. Так что же это такое, если не воровство?
– Ну, я могу тебя убить, и тогда у коня не будет владельца.
Это зашло слишком далеко и слишком быстро, подумала Джиневра. Она могла бы вмешаться, но происходящее ее несомненно развлекало. Ей будет немного жаль, если этого привлекательного молодого человека убьют сегодня утром, но, с другой стороны, они ведь его совсем не знают.
– Вы готовы это сделать? Готовы опозорить своего господина и даму в карете? Вынудите ее стать свидетельницей убийства?
Молодой человек заметил, что она выглядывает из кареты. Он наблюдателен. И говорит складно – похоже, ему приходилось жить при дворе. В седле сидит, как придворный, а не как солдат. Приглядевшись, Джиневра поняла, что у него нет меча. Вот это было глупо.
– Это не убийство, если я вызываю тебя на поединок.
– А, на поединок. И какова причина?
– Ты… ты оскорбил меня.
– Не согласившись продать коня?
– Это… да. По этой причине!
Молчание. Джиневра изменила мнение: нет, молодой человек не испугался. Он думал.
– Хорошо, – произнес, наконец, незнакомец. – У меня нет меча. Я не солдат, и поединок между нами станет убийством. Поскольку все это началось из-за коня, предлагаю устроить скачки. Возьмите своего коня или любого другого из отряда, даже из числа тех, которые впереди, у спутников вашего господина. Я же воспользуюсь собственным. Победитель заберет коня противника. Я вызываю на поединок вас, капитан.
Скуку Джиневры как рукой сняло.
– Все будет совсем не так…
– Коллючо, – сказала она, полностью отдергивая занавеску и позволяя увидеть себя, – предложенный поединок кажется мне справедливым, а в убийстве безоружного человека мало чести.
– Я бы дал ему…
– Устройте с ним скачки, – перебила женщина, зная, что это прозвучит, как команда. – Сделайте это для меня. Я хочу это видеть. Но сперва пошлите кого-нибудь к Теобальдо. Ему тоже захочется посмотреть.
Это была правда. А присутствие Теобальдо все изменит, придаст событию большее значение. Теперь Коллючо в случае проигрыша рискует потерять лицо, но Джиневре это безразлично. Ей понравился храбрый молодой человек. Теперь она надеялась, что он не погибнет.
– Графиня, – произнес молодой всадник.
Конечно, она не была графиней, это лишь комплимент, но юноша поклонился, сидя в седле.
Он не так уж некрасив, решила Джиневра. Большой нос и уши, но…
– Ваше имя? – спросила она.
– Для меня честь, что вы желаете его знать. Я – Гвиданио Черра, направляюсь в Бискио посмотреть весенние скачки перед тем, как вернуться домой, в Серессу. И для меня большая честь приветствовать столь неожиданно встреченную красоту и благородство. – Он снова поклонился.
Она права. В прошлом ему явно приходилось жить при дворе.
– Берегись, ты проявил наглость! – рявкнул Коллючо.
