Если он поедет в Ремиджио, нужно, чтобы он полюбил меня, думала Джиневра делла Валле, ради моих сыновей, их будущего, их судьбы. Но, наблюдая за тем, как молодой человек смотрит на женщину с рыжими волосами, скачущую по кругу, она поняла, что это вряд ли произойдет. Он уже занят, потерян для нее.
Это ее встревожило – немного.
А еще она по-прежнему не понимала, о чем кричит Теобальдо.
* * *
– Да славится Джад и его солнце! – кричал Антенами Сарди. Он вдруг осознал, что его руки все еще высоко подняты над головой, и опустил их. – Вы это видели?! – воскликнул он.
Сидящий рядом с ним человек, высокопоставленный чиновник из района Башня, тоже кричал, и улыбался, и радостно вскидывал вверх кулак. Это проявление великодушия, подумал Антенами. Район Башня только что проиграл скачки, их наездник валяется на треке, а его собеседник все равно в восторге от того, что только что сделала у них на глазах эта женщина.
– Я бы тоже согласился проиграть, чтобы увидеть это! – крикнул Сарди в ухо соседа.
– Нет! – прокричал в ответ член правления общины. – Нет, нет, нет! Мы побеждаем! Мы выиграем! Посмотрите на нашего коня! Он первым придет к финишу, и неважно, что без всадника!
Антенами посмотрел. Увидеть было нетрудно: конь наездника от района Башня, без седока, галопом приближался к последнему повороту на прямой участок перед финишем, и он опережал женщину на расстояние, равное нескольким лошадиным крупам.
Такие странные скачки, снова подумал Антенами. Невероятно странные! Зато дома будет о чем рассказывать!
Сарди видел, как женщина шлепнула ладонью по шее своего коня, как она работала поводом, стремясь сократить это расстояние. Антенами прищурился. Он очень хорошо разбирался и в лошадях, и в верховой езде.
* * *
Это превосходит все, о чем она могла мечтать. Ни один мужчина не придет к финишу впереди нее. Фолько получит свои ставки, сделанные на триану, ее будут чествовать, ей будут аплодировать, но ей не придется оставаться, участвовать в парадах несколько дней после победы на скачках в Бискио. Победит район Башня – и будет праздновать весь день и всю ночь, всю неделю. Она ускользнет от них: ее будут помнить, но нет необходимости выставлять ее напоказ горожанам.
Адрия делает вид, будто изо всех сил подгоняет Саврадию, гонит его вперед, но ее колени сдерживают коня, и он отстает. Он будет похож на измученного, доблестного скакуна в конце изнурительных скачек, преследующего коня без всадника – легкого, летящего впереди них.
Я могла бы догнать его, думает она.
Адрия совершенно уверена, что не хочет этого делать. У нее есть для этого так много замечательных причин.
* * *
Я знал это вчера, когда бродил по улицам и делал ставки на наездницу района Сокол: каждая пятая ставка была на победу при столь малой вероятности этого, что Монтикола заработал бы целое состояние. Но свои собственные деньги я поставил на триану, на то, что Адрия придет в первой тройке, потому что знал, кто она такая.
Глядя на то, как Адрия Риполи скачет вслед за конем района Башня без всадника, старательно притворяясь, будто она изо всех сил погоняет своего скакуна, я понял, что был прав.
«Если станет известно, кто я такая, я больше не смогу заниматься такими вещами».
Ей необходимо было остаться неизвестной, а значит, ни в коем случае нельзя было побеждать в этой скачке. Слишком много людей увидело бы ее, если бы она выиграла, возникло бы столько вопросов. А она была дочерью герцога Мачеры и делала это для Фолько д’Акорси.
Но и для себя тоже, думал я.
Внезапно я подумал, что, возможно, Фолько делал такие осторожные ставки именно потому, что понимал, чем она рискует, если придет первой. Это вполне вероятно. Я спросил себя, стану ли когда-нибудь таким же проницательным, научусь ли так же владеть искусством уловок и всем миром, как этот человек, – если он и правда предвидел все это.
Я смотрел, как Адрия финишировала второй, вслед за конем района Башня, впереди всех других наездников. Она подняла руку, но тут же опустила ее. Адрия не победила, но, конечно, она победила.
И она по-прежнему не знала моего имени.
* * *
Карло Серрана, четырежды чемпион Бискио, в этом году выступающий за район Башня, падал с коня раз сто. Он не слишком пострадал и даже сам ушел с трека; неделю или две ему было трудно ходить, но потом он выздоровел.
Тем не менее с ним что-то произошло в то утро. Он никогда больше не участвовал в скачках в Бискио и так никогда и не объяснил почему. Возможно, он был не в состоянии это сделать. Он сохранил свое хозяйство по разведению лошадей, не утратил знакомств ни с одним из наемников, богатых аристократов, состоятельных купцов, покупавших у него коней. Его лошади были очень хороши, у него был превосходный глаз, все это знали.
Позднее Серрана передал конное хозяйство сыну, которого сам всему обучил, и дело продолжалось. Годы спустя он любил сидеть в одной из городских таверн или на собственной лоджии, если погода это позволяла, и рассказывать истории о скачках, в которых участвовал, напоминать людям, что кони, на которых он выезжал на трек на площади, пять раз выигрывали скачки в Бискио.
Это было чистой правдой.
* * *
Адрия позволяет Саврадии снизить скорость, пересекая линию финиша. Она снова приближается к повороту Фонтена. Наездника района Башня уже убрали с трека. Глядя на трибуны, все еще сотрясающиеся от грома аплодисментов, заметно покачиваясь в седле, она видит крупного мужчину под знаменем с изображением волка.
Может быть, ей следовало удержаться, но в тот момент она слишком взволнована, невероятно довольна жизнью, и потому направляет Саврадию к стене, туда, где он стоит в первом ряду. Она улыбается Теобальдо Монтиколе ди Ремиджио, поднимает вверх два пальца, что означает «второе место», и видит, как он резко откидывает голову назад. Затем, к его чести, к его очень большой чести, он хохочет.
Потому что прошлой ночью прислуживающая ей женщина принесла от Фолько записку, в которой он не только сообщил ей о том, какой сигнал подаст наездник района Башня людям, держащим веревку, но и о том, что Монтикола отправил своих людей делать ставки на нее по всему городу и что некоторые ставили на ее победу.
Другими словами, ее кто-то узнал.
Теперь Адрия улыбается правителю Ремиджио, думая о его проигранных ставках. Он все равно неплохо заработал и поэтому может смеяться, но она решает, что прямо сейчас, здесь, на треке, может дать ему понять, что они знали.
Рядом с Монтиколой стоит женщина потрясающей красоты. Она смотрит на Адрию с недоумением, но так на нее смотрят все женщины всю жизнь, даже собственные сестры, поэтому в этом нет ничего нового. Гораздо сильнее Адрию поражает стоящий рядом с ними мужчина. Потому что она его знает, и он спас ей жизнь в Милазии.
