Фолько обеспечил ее значительной суммой денег, чтобы она здесь пожила, и оставил трех человек, которые сопроводят Антенами домой, когда он будет готов ехать верхом. За Филларо ухаживали в конюшне гостиницы. В таких делах деньги всегда играют решающую роль.
Антенами очень смутно помнил о том, что там произошло. Он стоял у двери в комнату наездницы. Помнил высокого, неприятного мужчину, который приказал стрелять в Антенами. Невозможно даже представить такое! Он ведь мог умереть! Сарди понятия не имел, кто этот мужчина, – лучники были в ливреях, но он плохо их запомнил. Помнил только высокий, повелительный голос.
Его брат Версано прислал человека, чтобы расспросить его об этом: личность нападавших имела значение. Человек брата расспрашивал также хозяина гостиницы, но, по-видимому, убийцы кутались в плащи, когда спустились вниз, и никто не знал, кто они такие. Они появились и скрылись очень быстро, умчались на конях. Предполагали, что на север, но никто не знал наверняка.
Фолько доложил, что приехал слишком поздно и не видел их. Зато он послал за целительницей (прекрасной целительницей!), и она спасла Антенами жизнь.
Как сказали Антенами – и эти сведения могли быть полезны, – возможно, убийцы приехали из Бискио, чтобы нанести дерзкий (и глупый) удар по Фиренте в лице одного из членов ее самого могущественного семейства. Возможно, они даже заявят, что именно так и было, неважно, правда это или нет. Антенами не разбирался в подобных делах и в обычной обстановке, тем более сейчас. В первые дни у него болела голова, но потом боль утихла.
Никто также не знал, кем была та наездница. Человек его брата говорил, что ее пытались отыскать в обителях Дочерей Джада между Бискио и Фирентой. Антенами к тому времени уже достаточно соображал, чтобы сказать, что в этом нет смысла, она не имела отношения к случившемуся. Вероятно, считал он, один из других претендентов на внимание девушки разозлился на него за то, что он появился у ее двери первым. Такие случаи бывали.
Он знал, что сказал бы брат по поводу его поведения, но он ведь взял с собой двух охранников, когда отправился в гостиницу. Он не действовал безрассудно. Антенами сказали, что после этого их уволили. Им еще повезло, что не казнили за то, что они остались внизу без всякой пользы для господина, а потом вернулись к основному отряду, также без всякой пользы. Антенами не понравилось, что брат уволил его людей, но, наверное, тот поступил правильно. Он ведь чуть не умер!
Человек его брата уехал. Целительница осталась.
Антенами влюбился в эту женщину. Он ей говорил об этом, часто. Она ему отвечала, что так всегда случается: мужчины и женщины испытывают нежные чувства к лекарю или целителю, но ему необходимо сосредоточиться на выздоровлении.
Сарди отвечал, что он выздоравливает; и его не волнует, как часто такое случается с другими: с ним такого никогда не бывало. Он спрашивал ее каждый день, выйдет ли она за него замуж. Он сделал все, чтобы она знала, кто он такой, из какой семьи.
Целительница знала и отказалась. «Отчасти именно из-за того, кто вы такой, – сказала она. – Это невозможно, на это никогда не согласятся, и вы это понимаете, – сказала целительница, – наверняка понимаете». Она была так добра.
Антенами осознавал, что она права, но не хотел этого понимать.
Однажды ночью в конце его пребывания здесь, когда он уже явно выздоровел, целительница перешла в его постель с маленькой лежанки, на которой спала, и занялась с ним любовью. Она забралась на него сверху и двигалась нежно (а потом чуть менее нежно).
Потом она начала учить его некоторым вещам, которых он раньше не знал: как заниматься любовью с женщиной, которой не платят. Антенами понравилось учиться таким вещам. Ему понравилось, когда она показала, что и сама получает удовольствие от того, чем они занимались.
Ему хотелось делать это каждый день, много раз. Целительница улыбалась и говорила, что прежде всего надо думать об исцелении. Он отвечал, что она его исцеляет таким образом.
Однажды утром, когда Антенами проснулся, она уже уехала. Правда, оставила записку, в которой сообщила, что плечо еще некоторое время будет болеть, может быть, даже всегда, но вряд ли это помешает ему заниматься тем, что нравится, например верховой ездой и охотой. Целительница просила его оказать любезность и проявить благородство: позволить ей жить своей жизнью, вспоминая о том времени, которое они провели вместе. Она назвала это кратким эпизодом и пожелала ему удачи.
Антенами Сарди, совершив самый великий подвиг самоограничения в своей жизни, смирился с этим. Он не стал преследовать целительницу, не поехал в город, где она жила, хоть и знал, что он находится неподалеку. Антенами отправился домой. Весна поворачивала на лето, он ехал верхом на Филларо на север между холмами и виноградниками, среди ярко-зеленой листвы, цветов, птичьего пения, глядя на крепости и города, вырастающие над дорогой. Один из этих городков был ее городом, но он поехал дальше. Ведь она его об этом попросила.
Не будет преувеличением сказать, что после всего этого Антенами стал другим человеком. Даже его брат это признал в конце концов. Отец признал это еще раньше. Как и некоторые женщины, которых Антенами прежде предпочитал видеть в своей постели. Он радовался, когда они ему это говорили. Его плечо и правда иногда болело, с годами все больше, особенно когда начинался зимний сезон дождей, но мало кому достается жизнь без боли или утраты. Весной следующего года его отец вознамерился начать войну Фиренты против Бискио и позвал командовать войсками Фолько Чино д’Акорси. Похоже, им предстояло познать и боль, и утрату.
* * *
Я поступил опрометчиво, отправившись в обратный путь пешком, один, при свете луны, без меча и с довольно толстым кошельком на шее. Выигрыш я спрятал под рубашку, но если бы кто-то задумал меня ограбить, злоумышленники горячо возблагодарили бы Бога за то, что нашли.
Можно было нанять лошадь в гостинице, но мне это не пришло в голову, пока я не отошел довольно далеко на юг. В любом случае мне требовалось время, чтобы подумать. Когда я оглядываюсь назад, эта ночная дорога кажется мне еще одним интервалом, разделившим мою жизнь на части до и после него.
Мое душевное состояние никак нельзя было назвать спокойным, но нужно было принимать решение. Думаю, в молодости у нас часто возникает чувство, что стоящий перед нами выбор навсегда определит нашу жизнь. Это может быть совсем не так, иногда до смешного, но не всегда.
Я считаю, все, произошедшее после, доказало, что мое предчувствие в ту ночь было правильным, даже если мы согласимся, что никому не известно, что произошло бы, поверни мы на север или на восток, а не на юг, на одном из перекрестков дорог.
Когда я подошел к дому Монтиколы, дверь охраняли два его солдата; я знал, что вокруг дома стоят и другие. Это была демонстрация силы, а не только реальная защита от грозящей опасности. Люди боялись этого человека, и он находился здесь для того, чтобы заключить возможный контракт с Бискио. Он мог стать их защитником в следующем году, если Фирента направит сюда армию. Армию Фолько, разумеется.
