— Ещё как есть, — Нелли увлекли на свободный участок крыши, притягивая к себе. Из кармана мужской куртки, накинутой поверх толстовки, достали проводные наушники и телефон. В ухо Пельки бережно вставили один из микрофончиков, в которой заиграла спокойная музыка. Смартфон убрали обратно, освобождая руки, чтобы обнять её за талию.
Пелька послушно приобняла его плечи. Глаза в глаза. Расстояние между лицами всего несколько сантиметров. Едва заметный пар вырывался из её чуть приоткрытых губ, смешиваясь с его. Нелли неторопливо повели в танце. Вечер, крыша, они. Романтичней момента и не придумаешь.
— Расскажи мне что-нибудь, что никто не знает, — попросил Бондарев, вдыхая сладковатый привкус жвачки, витающий вокруг неё.
— Зачем?
— Тогда у нас будет одна тайна на двоих.
Снова непроизвольная улыбка. Какая-то эмоциональная кардиограмма.
— У меня сломан нос и два пальца на ноге. Неудачно покаталась однажды на велике.
— А так и не скажешь, — Матвей, прищурив один глаз, присмотрелся к её носу. — Всё ровненько и симпатично.
— И слава богу! А ещё мелкой… — Нелли смущённо уткнулась лбом ему в плечо. — Я прыгала на кровати и задавила морскую свинку.
— А, так вот откуда растут ноги у твоих садистских наклонностей, — усмехнулся тот. — Я знал, что они не из пустоты.
— Вот вообще не смешно. В жизнь не забуду мамину реакцию и маленькое тельце на окровавленном одеяле.
— Надо полагать.
Они продолжали кружиться в недотанце, больше напоминающем топтания неуклюжих медведей, так как толщина верхней одежды сковывала движения. И мешала той интимности, что могла бы случиться в помещении. Однако и того, что было хватало, чтобы от происходящего захватывало дух. Нелли чувствовала, как её куртку то и дело одергивают, чтобы спину не задуло холодным ветром, и эта забота была в сотни раз трогательнее, чем любые романтичные сюсюканья.
Какое-то время она продолжала умиротворённо лежать на его плече, слушая песню в наушнике, но в какой-то момент выпрямилась, снова встретившись с завораживающими глазами цвета морской синевы. Разве раньше они были такими притягательными?
— Теперь ты. Расскажи что-нибудь, о чём никому ещё не говорил.
— Ммм… Мне вообще не нравится название нашей группы. Только тч-ч-ч, Дине не слова. А то она меня убьёт, — прошептали ей заговорщески.
В ответ снова громко засмеялись, так красиво и непосредственно, что Матвей не удержался от поцелуя. Мягкого, короткого и едва уловимого, но от которого задрожало всё внутри. Пылаева задумчиво облизала приятно заколовшие губы. Ей нравились те ощущения, которая она испытывала. Конечно, она немного побаивалась их, но всё равно нравились. Давно, уже очень давно она не чувствовала подобного.
Нелли не боялась снова влюбиться. В конце концов, нельзя вечно оглядываться назад. Не все парни мудаки, а ставить крест на личной жизни, по меньшей мере, глупо. Один неудачный опыт не закономерность. Однако снова нырять в омут было страшновато. Потому что это перемены: в жизни, в себе. Но, кажется, ей хотелось нырнуть и посмотреть, что из этого выйдет.
Парень, что сейчас обнимал её и смотрел как-то по волшебному гипнотически, ей нравился. Очень. Ей нравилось дурачиться с ним, нравилось обниматься, нравилось целоваться. Нравилось смотреть на то, как он смотрит на неё. Нравилось то, что он вызывает в ней этим взглядом. Нравилось, что его не пугала её чокнутость. Ну и нравилось, конечно, что он тот ещё красавчик, и они неплохо смотрелись вместе.
Однако нашлось и то, что Пельке совсем не понравилось. За что в одну из ноябрьских суббот, рано утром, когда не стукнуло и девяти, а всё общежитие пока сладко отсыпалось после кутежа в пятницу, она с гневным воплем влетела в мужскую спальню, которая никогда из личных соображений никогда не запиралась.
Не поспоришь. Когда тебя будят лупя тапком, при чём больно лупя — это быстро приводит в чувство. Матвей такое пробуждение раньше не практиковал, а он, между прочим, долго жил с сестрой в одной комнате.
— Эй, эй! Женщина, умерь пыл! — прячась от побоев, он понадёжней укутался под синтепоновой броней.
— Ты совсем офонарел? — с него рывком сорвали одеяло, игнорируя недоумённо таращившегося на неё с другого конца Тимура, на всякий случай забившегося поближе к стеночке и прикрывшегося подушкой. Чтоб тоже не начали бить. — Это что нахрен такое?
— Несомненно я провинился, но ты не уточнишь: в чём конкретно? — уворачиваясь от очередного пушистого снаряда широко зевнул он. — Эй, больно же по голому телу!
Тело и правда было голое. Как обнаружилось, Бондарев спал в одних трусах. Но разглядывать в меру подтянутое, хоть и не такое накаченное, как у Макса туловище у Нелли желания в данный момент не наблюдалось. Куда больше ей хотелось вцепиться ему в ляжку зубами и растерзать.
— В чём провинился? А пошли покажу!
— Не пойду. Ты будешь драться.
— Да я тебя убью, если ты меня не разубедишь! Пошли, кому сказала! — не дождавшись добровольного подчинения пришлось применить силу. Матвея рывком сдёрнули за ногу с кровати. Вернее, попытались сдёрнуть. Ага, эту тушу ещё фиг сдвинешь. Тогда иначе.
— А-а-а! — сдался Бондарев, когда его схватили за ухо. — Ладно, ладно, ладно! Убедила. Уже встаю. Иди, показывай, чего у тебя там случилось!
*текст песни из мультфильма "Анастасия"
Глава 8. Грустная кукла
— Это что такое? — сердито ткнула пальцем в экран ноутбука Нелли.
— Э-э-э… новый клип. На нашем канале в Ютубе. Который, кстати, по плану должен был выйти только в понедельник, — сонно взлохматил примятые волосы Матвей. — Очень мило, кстати, что ты следишь за нашим творчеством. Я польщён.
— Ты идиота тут не стой. И как я должна на это реагировать?
— А как хочешь реагировать?
— На то, что стала музой для твоего воспалённого мозга? Хочу тебя кастрировать.
— Настолько не любишь признаний?
— Признаний? — приофигела Пылаева. — И как строки типа "Яркая, цветная кукла с грустными глазами" могут расцениваться, как признание?
— Ага. Как понимаю, песню ты послушала не целиком?
— Да мне и начала хватило, знаешь ли! Кто вообще, тебе позволил ввязывать меня в свои… я даже не знаю, как это называется!
— Поясни.
— Поясни? Лучше ты! — Пылаева нажала плей и на экране замельтешили видеокартинки: среднестатистическая школа, старшеклассники и мелькающая обрывистыми кадрами группа, расположившаяся то в столовой, то в каком-то классе.
Однако главная роль в этой пьесе была отведена девушке, которая Внимание! мельтешила перед камерой в яркой одежде, слишком уж короткой юбочке, едва прикрывающей пятую точку, с нацепленными на нос цветными очками и двумя пучками на макушке.
