— Так, — сказал доктор, не знакомый с
особенностями поведения компьютерных гениев, и достал из кармана халата очки.
Закрепил их на переносице и постучал Корнеева согнутым пальцем по плечу, как
будто хотел уточнить, не он ли последний в очереди. К его великому изумлению,
тот не рассыпался на кусочки и не рухнул на пол, хотя вид у него был
соответствующий.
— И давно он вот так… остекленел? — задумчиво спросил
врач, приблизив свое румяное лицо к восковой физиономии Корнеева.
«Вероятно, Евгений не гулял и плохо питался, — решила
Лайма. — Катя не выглядит девушкой, способной приготовить что-нибудь
съедобное. Возможно, они варили сосиски из вакуумной упаковки и ели чипсы».
— Пульс есть, — удивленно сказал врач, подержав
Корнеева за запястье. — Не понимаю, почему он такой… оловянный. Разве что
вирус?
— А если паралич? — жалобно спросила Катя.
По всему было видно, что Корнеева ей жалко. Еще бы! Такие
красавчики рождаютсй раз в сто лет, и ей почти удалось покорить его сердце…
Доктор добыл из своего чемоданчика шприц и взял его
наизготовку, поделившись с присутствующими своими соображениями:
— Допускаю, что у него экзотическая болезнь. В
последнее время он летал за границу? В жаркие страны?
— Никуда он не летал, — сердито сказала
Лайма. — Он же не журавль. Перестаньте суетиться, сейчас я его оживлю.
— Как?! — воскликнула Катя с душевным надрывом.
Лайма сочувственно похлопала ее по плечу и приблизилась к
мумии Корнеева. Обошла ее с другой стороны, поддела носком туфли толстый серый
шнур и одним рывком выдернула его из розетки. Рыбки в последний раз блеснули
виртуальной чешуей и исчезли. Экран компьютера мгновенно померк, превратившись
в один большой мертвый глаз. Несколько секунд ничего не происходило, потом
Корнеев пошевелил верхней губой, и его тонкие пижонские усы, наповал сражавшие
женщин бальзаковского возраста, осторожно шевельнулись.
— Раз, два, три, Евгений, отомри, — пробормотала
Лайма и наклонилась к нему. — У нас проблемы. Он позвонил.
Корнеев моргнул и ожил. Разогнул пальцы, отдернул руки от
клавиатуры и, поднявшись на ноги, с противным хрустом потянулся.
— Ах! — воскликнула Катя. — Не могу поверить!
Ты жив, Женечка!
Она бросилась ему на шею, и он рассеянно ее обнял,
поглаживая по спине. Через ее плечо посмотрел на Лайму и тревожно спросил:
— Он позвонил? И что сказал?
Лайма уже раскрыла рот, но ее перебил доктор:
— Я хочу объяснений, и побыстрее.
Гнев выступил на его лбу крупинками пота. Эскулап упер руки
в боки и, кажется, собирался устроить грандиозный бэмс. Лайма мгновенно
сориентировалась и повела его в соседнюю комнату. Там достала из сумки и
показала удостоверение с фотографией, на которой она была снята во френче и
пилотке и где большими красивыми буквами было написано: «Федеральная
Антитеррористическая Служба Безопасности».
Удостоверение было липовым. Такой службы не существовало. Но
поскольку члены группы "У" считали, что действуют на благо страны,
они решили, что имеют право на безобидный обман. Удостоверения не приносили им
никакой выгоды, зато помогали справляться с чиновниками и развязывали языки
свидетелям. Даже милиционеры опасались проявлять недружелюбие — с людьми из
загадочной «ФАЭсБэ» никто не хотел связываться.
— Значит, с вами все в порядке, господин
Корнеев? — хмуро спросил доктор, возвратившись обратно. Ему хотелось
сохранить лицо. — А выглядели вы неважно.
— Он разрабатывал стратегический план, — шепнула
ему на ухо Лайма. — Будьте осторожнее на лестнице.
Когда дверь за ним захлопнулась, Лайма вернулась в комнату.
Катя совершенно раскисла и теперь утирала слезы бумажными платками. Корнеев по
одному доставал их из пачки и протягивал ей.
— Ты ее здорово напугал, — заметила Лайма,
недовольно хмуря лоб. — Если уж приводишь домой девушку, не отвлекайся от
нее до тех пор, пока она не уйдет.
— Эта не хотела уходить, — сообщил Корнеев. —
Не мог же я сидеть целый день просто так только потому, что ей приспичило
остаться.
— Приспичило?! — вскинулась Катя. — Я думала,
у нас завязались романтические отношения!
— С этим мужчиной невозможно завязать романтические
отношения, — сообщила Лайма сочувственным тоном. — Он уже отдал свое
сердце продуктам высоких технологий. Вот если бы вы были снабжены портами,
тогда другое дело.
— Какими… портами? — изумилась та. — О чем
это вы говорите?
— Дай я сам. — Корнеев оттолкнул Лайму и
проникновенно сказал, взяв Катины руки в свои: — Дорогая, наша встреча была
ошибкой. Нам нужно расстаться. Я тебя недостоин. Ты… Э-э-э… заслуживаешь
лучшего. В твоей жизни еще будет мужчина, способный возвести тебя на вершину
любви. Мое сердце обливается кровью, но я стискиваю зубы и говорю тебе —
прощай!
Катя обернулась к Лайме и спросила:
— Что за ахинею он несет?
— Не знаю. Думаю, он выписал эту тираду из
какого-нибудь любовного романа и заучил наизусть. Честное слово, милая, вам
лучше уйти.
— А вы, значит, останетесь? — визгливым голосом
уточнила та и заняла боевую стойку.
— Начинается, — пробормотал Корнеев. — Почему
это все женщины любят меня по-разному, а скандалы устраивают до смешного
одинаково?
— Все женщины? — ахнула Катя. — Так ты меня
обманывал, когда говорил?..
— А что я говорил? — с любопытством спросил
Корнеев. — Вчера вечером меня посетила одна идека…
— Скотина.
Катя смерила его ненавидящим взором и удалилась, гордо цокая
каблучками. Дверь хлопнула во второй раз.
— Слава богу! — обрадовался хозяин
квартиры. — Ну, знаешь, вы и существа! Зовешь вас в гости, а вы приходите
и начинаете вить гнездо.
— С тобой, Евгений, можно свить только веревку и на ней
повеситься, — ответила Лайма, которой девицы Корнеева надоели до чертиков.
Порой приходилось проводить настоящие спецоперации, чтобы освободить его от
очередной Джульетты.
— Ты с Иваном уже связывалась? — спросил тот,
ничуть не смущаясь ее раздражением. — Не знаешь, он сейчас в городе?
Иван был в городе. Корнеев с Лаймой нашли его в пивном баре
возле дома, где он предавался чревоугодию. На огромном блюде перед ним лежали
усатые креветки, а рядом стояли опустошенные пивные кружки с кружевами засохшей
пены на ободках. Кружек было так много, будто бы пивом недавно тушили пожар.
Увидев своих товарищей, которые шли к нему с деловыми лицами, Медведь оживился.
— Что? — спросил он, грузно поднимаясь со
стула. — Опять начинается?
При своем немалом росте и устрашающей комплекции физиономией
Медведь обладал симпатичной, был по-своему добр, уважал женщин и стариков,
любил детей и собак и никогда не наступал на насекомых. Придушить же бандита
ему ничего не стоило. У него была хорошая подготовка и два ранения, из-за
которых он так и не успел набраться боевого опыта.
