— Ну, — нетерпеливо спросил Корнеев со своего
стула. — И куда она потом делась?
— На дорогу выскочила и давай руками, значит, махать.
Ну и тут же остановился один… на «девятке». Девятке той самое место на свалке.
— Какого цвета была «девятка»? — уточнила Лайма.
Медведь, который уже слышал всю историю от начала и до
конца, не встревал в разговор, предоставляя товарищам задавать вопросы.
— Раньше, вероятно, белая, — ухмыльнулся Ямщицкий,
и под усами на миг мелькнули зубы заядлого курильщика. — А теперь
серо-буро-малиновая. И немытая к тому же.
Ему нравилось, что вот он ухаживает за своей машиной, а
другие — нет.
— А номер? Может, обратили внимание?
— Да не, — смутился шофер. — На номер я
вообще не смотрел. Я на женщину смотрел. Красивая она, значит, была. Ух, такая
красивая! Подвез бы ее, если б можно было. Но клиент есть клиент, от него, как
от простуды, никуда не денешься.
На лице Ямщицкого появилось мечтательное выражение. Корнеев
посмотрел на Лайму разочарованным взглядом. Мол, все равно зацепки нет. Но
Медведь сказал:
— Да это еще не все! Дальше интереснее будет.
— Ну-ну, — оживился Евгений. Протянул руку и
погладил Мерседеса по загривку. Тот приоткрыл глазищи и несколько раз ударил
жирным хвостом по экрану. Ему не нравилось, когда с ним нежничали посторонние
мужчины.
Их свидетель между тем продолжал:
— И только красотка, значит, уехала на этой развалюхе,
как вдруг выскакивает из-за того же самого угла мужик. Мужчина, значит.
Туда-сюда, как будто кого ищет. Потом ко мне. Не видел, спрашивает, тут женщину
с длинными черными волосами? Сам спрашивает, и сам глазами по сторонам шарит. И
вид у него такой… нехороший.
— Что значит — нехороший? — вкрадчивым голосом
поинтересовался Корнеев. Когда ему было выгодно, он умел быть таким душкой, что
Лайма диву давалась.
Шофер немного подумал, потом поморщился и пояснил:
— Ну-у-у, не понравился он мне, и весь сказ.
— Ладно, идем дальше.
— Я ему и отвечаю: не видел я, мол, никакой женщины.
Тут он разозлился дико, даже плюнул на асфальт. И побежал к телефону-автомату
возле аптеки. Трубку схватил, потряс, да ничего не добился. Я за этим мужиком
все время наблюдал и понял, что телефон-то не работает. Тут он головой
повертел, увидел кафе и бросился туда.
—Что за кафе? — немедленно приняла подачу Лайма.
— Не помню точно. Что-то такое морское. И дельфин
нарисован синий. Если надо, я подъеду и покажу.
— Посмотрим, — неопределенно сказал
Корнеев. — А скоро ли он вышел из кафе?
— А вот этого я уже не видел, — сообщил Ямщицкий с
таким удовольствием, как будто выпутаться из этой истории было для него высшим
наслаждением. — Клиент спустился, и мы, значит, поехали.
— Ну хорошо. А как выглядел тот мужик? — задал
следующий вопрос Корнеев, покосившись на частного сыщика, который весь
обратился в слух.
— Как выглядел? — Ямщицкий завел глаза, вспоминая
детали. — Нормально выглядел. Обыкновенно. Не толстый, не тонкий. Средний.
Волосы тоже средние — не темные и не светлые. А лицо такое, значит, злое. Да!
Нос у него длинный, как у Гоголя.
— А во что он был одет?
— В синие джинсы и футболку — тоже синюю.
Повисла задумчивая тишина. Стало слышно, как Мерседес
помуркивает в полудреме.
— И последнее, — приподнятым тоном сказал
Корнеев. — Узнаете ли вы ту брюнетку на фотографии?
— Думаю, что да, — осторожно признал шофер и
положил пачку денег в несчастную бейсболку, а ту прижал к себе. — А у вас
фотография найдется?
— Найдется, — пообещал Корнеев и достал из сумки
ноутбук. Поставил его на журнальный столик, немного поколдовал над клавиатурой
и пригласил: — Подойдите поближе.
Ямщицкий встал и протиснулся мимо Лаймы. Кудесников, не
спрашивая, тоже придвинул стул, царапнув ножками по полу. На экране появилось
полдюжины снимков очень красивых брюнеток. «И где он их только откопал?» — про
себя удивилась Лайма.
— А ее здесь нет! — разочарованно протянул
Ямщицкий.
— А здесь? — спросил Корнеев, открывая, новую
страничку. — Посмотрите повнимательнее.
— Да чего смотреть? — радостно воскликнул
шофер. — Вот же она!
Кудесников вытянул шею и увидел Дину, в лоб которой упирался
уверенный шоферский палец.
* * *
Эрик Шелеп впустил Тагирова в свою мастерскую и озабоченно
спросил:
— У тебя все в порядке?
— Ну да. Я принес вам конфеты.
Эрик понимающе усмехнулся и сказал:
— Она не ест сладкого.
— Все женщины едят сладкое, дорогой друг. Только не все
в этом признаются.
Сегодня Тагиров был одет в брюки и светлую рубашку и
напоминал конторского служащего, улизнувшего из офиса. Впрочем, впечатление
оказалось мимолетным. Взгляд выдавал в нем человека властного, привыкшего
отдавать команды. Женщины влюбляются в таких мужчин крепко и страстно, часто с
гибельными для себя последствиями.
Впрочем, Дина не казалась влюбленной. Каждое утро она
просыпалась с тайной надеждой, что сегодня наконец вспомнит о себе что-нибудь
важное. Что-нибудь, что поможет ей вернуться домой. Где он, ее дом?
Несмотря на то что Эрик был милейшим созданием и относился к
ней необыкновенно внимательно, она чувствовала себя здесь, словно в тюрьме.
Впрочем, можно было попытаться сбежать… Но куда она побежит? Про Кудесникова
она все выболтала, так что путь обратно закрыт, там ее будут искать в первую
очередь. На самом деле ей хотелось его увидеть. Арсений вместе с котом прочно
закрепился в ее сознании как нечто безопасное. Тогда как Тагиров…
Сколько он потом ни убеждал, что верит ей и относится к ней…
лояльно, она в этом сомневалась. И побаивалась его.
Впрочем, каждого его прихода она ждала. Надеялась, что он
явится с новостями. Не сидит же он, в самом деле, сложа руки! Раз уж ему так
важно узнать, кто ее прислал…
Когда Тагиров вошел в комнату, Дина как раз заканчивала
подшивать подол шелкового платья с юбкой-клеш.
— Используешь рабский труд? — с усмешкой спросил
он у Эрика.
— Это моя инициатива, — вмешалась Дина. — А
то я тут просто с ума сойду. Ну, как дела? Есть новости? Хоть что-нибудь
прояснилось?
— Познакомился с вашим Арсением, — сообщил Тагиров
и улыбнулся. Улыбка у него была странная — будто он так устал от жизни, что
даже не может радоваться в полную силу. — Такой фрукт, доложу я вам!
— Ну да? — невнимательно переспросил Эрик, который
уже притащил из кухни поднос и разливал по чашечкам свой невообразимый кофе.
