И тут из двери, ведущей в бар, появился сам Разгуляев.
Корнеев повернулся к нему и с надрывом спросил:
— Что я тебе сделал, мужик?
Главбух икнул и попятился, а Корнеев пошел за ним, вытянув
руки вперед. Друг за другом они вывалились в зал и опрокинули столик. В тот же
миг вокруг поднялась такая паника, как будто бар находился на борту «Титаника»
и рулевой увидел айсберг.
— Убивают! — кричала какая-то женщина. —
Милиция!
Корнеев пригнулся и быстренько добрался до выхода. Перед
дверью стоял пьяный и никого не пускал.
— Кто это тебя так… распотрошил? — с трудом
ворочая языком, спросил он.
Корнеев нырнул под его локоть, боднул дверь головой и
очутился на улице. Вслед, за ним из бара вывалилась целая куча посетителей. Они
разбегались в разные стороны, прикрывая головы руками, будто боялись попасть
под обстрел. Евгений тоже побежал, нырнул под машину, достал ключи и через
минуту уже сидел за рулем. Поскольку за ним никто не гнался, а в салоне была
страшная духота, протянул руку и приспустил стекло. В ту же самую минуту возле
него возникла широкая, как блин, физиономия негра.
— Что, — спросил он шероховатым басом, —
испугался? Ничего, спи спокойно, ты скоро все забудешь… — И он беззвучно
захохотал. Евгений содрогнулся и нажал на газ.
— Ты все забудешь! — еще раз крикнул негр ему
вслед, и его белоснежная улыбка исчезла, проглоченная темнотой.
* * *
— Убей ее! — приказал мужчина.
Мулатка медлила всего лишь секунду. Лайма увидела, как глаза
ее наливаются решимостью, а тело группируется для прыжка. Несмотря на то что
платье было не слишком откровенным, казалось, что мулатка голая — таким
рельефным выглядело ее тело.
Смерть взглянула Лайме в лицо глазами цвета какао. Она
поняла, что это не шутка: наступил тот самый миг, когда решается самый главный
вопрос — ты или твой враг. Никаких приемов самообороны она не знала, однако
вспомнила Кудесникова, который рассказывал, что в трудные моменты его кот
ложится на спину и дерется сильными задними лапами. Ей потребовалась доля
секунды на то, чтобы принять решение.
И когда мулатка прыгнула. Лайма повалилась на землю и
задрала ноги, приняв ее тело на подошвы. Мулатка откатилась назад, а шофер
такси, вместо того чтобы прийти на помощь, погнал машину задним ходом к выезду
из переулка.
Белолицый стоял и смотрел, как Лайма поднимается на ноги. Он
был уверен, что мулатка победит. «Интересно, как она собирается меня
убить? — промелькнуло у Лаймы в голове. — Вырвет сердце голыми
руками?» Судя по выражению лица, та была на это способна. Надежда, что кто-то
выйдет из ресторана и вмешается, появилась и исчезла. Лайма поняла, что от
смерти можно только убежать. Развернулась и что есть силы дунула вслед за
такси.
Она никогда не отличалась хорошей физической подготовкой и
даже в школе не получала грамот за участие в спортивных соревнованиях. Ее мог
спасти только адреналин, и организм в избытке выбросил его в кровь. Вот когда
пригодилась удобная обувь!
Лайма дернула так, что стены домов слились в одну сплошную
ленту, превратившись в тоннель. Впереди виднелся колодец света — то ли лазейка на
свободу, то ли люк в чистилище. Она слышала топот за своей спиной и слышала
тяжкое дыхание убийцы.
Такси стояло возле тротуара с распахнутой передней дверцей.
Но Лайма понимала, что просто не успеет сесть и захлопнуть ее за собой —
преследовательница была слишком близко, она не даст ей ни секунды. И тогда
Лайма бросилась через дорогу, прямо под колеса бегущих машин. Раздался визг
тормозов, крики, ругань, снова визг, затем она услышада короткий удар, но не
оглянулась, а продолжала спасаться. И лишь когда очутилась на другой стороне
улицы, взглянула назад. Мулатка была в двух вытянутых руках от нее, и у Лаймы
сжалось горло от страха. Она полетела по тротуару, а мысли ее бежали впереди,
пытаясь нырнуть то в магазин, то в прачечную, но все, что ни попадалось на
пути, казалось западней, ловушкой. Разве можно убить человека среди бела дня
прямо в центре города, рассчитывая скрыться? Мулатка, вероятно, полагала, что
можно, и неслась, как бронепоезд.
«Она не отстанет», — поняла Лайма, отчаянно надеясь,
что впереди, на большом перекрестке, окажется милиционер и ее
преследовательница не решится у него на глазах совершить преступление. Однако
милиционера не было, и ни одной патрульной машины не попадалось навстречу.
Добежав до перекрестка, Лайма нырнула в подземный переход, и
здесь преследовательница ее все-таки нагнала. Схватила за шиворот и рванула на
себя. Лайма пролетела несколько метров и всем телом стукнулась о стеклянную
стену магазинчика, торгующего бижутерией. Все сережки и подвески, выложенные на
витрине, вздрогнули разом и задрожали, как будто с новогодней елки осыпались
все стекляшки. Продавщица закричала, но потом увидела надвигающуюся мулатку и
замерла с открытым ртом. Та набросилась на Лайму, прижала ее к стеклу и
сомкнула шоколадные пальцы на ее шее.
— Помогите! — захрипела та. — Вызовите
милицию!
Народ вокруг громко возмущался, кто-то и в самом деле
принялся звонить в милицию, а несколько мужчин, увидев, что глаза жертвы
вылезают из орбит, бросились на помощь и схватили страшную женщину за руки.
Благодаря их усилиям Лайме удалось вырваться. Держась за горло и кашляя, она
похромала дальше, понимая, что это может быть только передышка.
Так и получилось. Сзади она услышала короткие удары —
хрясть! хрясть! И топот возобновился. Тем временем они снова очутились на
улице, впереди была эстакада — длинная, как марафонская дистанция. Лайма
видела, как мелькают ее собственные ноги, и понимала, что сейчас упадет. В боку
кололо так сильно, словно она проглотила ножницы. Краем глаза заметила, как
из-под моста выезжает грузовик, нагруженный большими белыми пакетами. Поскольку
там, внизу, движение было плотным, машины ехали медленно. Лайма решила, что
сейчас она или умрет, или отринет страх и прыгнет на эти пакеты. «Если в кузове
цемент или стройматериалы, я погибла», — подумала она. У нее не было даже
нескольких секунд на раздумье — грузовик уже появился почти целиком. Она
оглянулась в последний раз, увидела несущуюся вихрем мулатку, подбежала к
ограждению, встала на него и, визжа, как трепетная девушка, отправившаяся купаться
в компании молодых людей, полетела вниз.
Огромные пакеты оказались блоками, сложенными из бумажных
полотенец. Она приземлилась в самом конце грузовика. Еще пара секунд — и ее
размазало бы об асфальт, а едущие позади машины докончили бы дело. Лайма перекатилась
на спину, хватая ртом воздух, который казался колючим и драл гортань. Наверху,
на фоне серого неба, прорисовывался черный силуэт с круглой шапкой волос.
Грузовик дернулся, и силуэт начал медленно уменьшаться. И вот тут-то Лайма
поняла, как ей на самом деле, оказывается, плохо. Дыхание никак не желало
восстанавливаться, в боку по-прежнему сидели ножницы, а из воспаленных глаз
текли слезы. Вдобавок ко всему нижняя губа лопнула и кровоточила, а шея болела
так, словно на нее надевали раскаленный обруч. В груди стоял спазм, который она
не могла ни выплакать, ни проглотить.
