* * *
— Блондинка? — спросил Репьев изумленно. —
Вся в грязи, на шее синяки, губа разбита… А у нее есть пучок на затылке? А
туфли на низком каблуке? Кажется, я знаю, кто это. Ладно, тащите ее сюда. Эй,
подождите, а что за несчастный случай? — Некоторое время он слушал, потом
воскликнул: — Ну ничего себе!
Отключил телефон и повернулся к друзьям, которые вдвоем
готовили бараньи ребрышки со сложным гарниром. Почесал лоб трубкой и пояснил
специально для них:
— Одна моя знакомая прыгнула с эстакады в грузовик с
бумагой.
— На спор, что ли? — добродушно спросил невысокий
крепыш Витя Дубов. У него были такие мускулистые руки, что тело казалось
непропорциональным. Жена считала, что он похож на краба, и не хотела, чтобы
Витя продолжал заниматься собственным физическим развитием.
— Понятия не имею, на спор или нет. Сейчас ее привезут,
расскажет.
— А в каком она состоянии? — поинтересовался
второй повар, Костя Латышев. У этого были роскошные черные усы и такая
блестящая лысина, как будто на ней испытывали средства для придания блеска
домашней утвари. — Может быть, ей нужна медицинская помощь?
— Вряд ли. Голова не отлетела, а это главное, —
весело сказал Репьев, скрывая свои истинные чувства.
Похоже, что молодая леди — и в самом деле секретный агент.
Если, конечно, она не пьяная. Выходит, она все это время носила с собой его
визитку. Хм…
Когда шофер пикапа ввел Лайму в квартиру, она пала Репьеву
на грудь и простонала:
— Смерть преследует меня!
— Никто тебя не преследует, — успокоил ее тот,
отблагодарив шофера и заперев за ним дверь.
Если бы он знал, что Лайма права и смерть действительно идет
за ней по пятам! Когда она спрыгнула с моста, мулатка достала из сумочки
маленький бинокль и приложила к глазам. Запомнила номер грузовика и уже через
пять минут бросилась в погоню, уговорив молоденького парня, покупавшего
сигареты в ларьке на остановке, поиграть в догонялки на его мотоцикле. Она
успела засечь, как Лайма пересаживалась в пикап, и отправилась вслед за ним.
Когда оказались на месте, мотоциклист за дополнительное вознаграждение пролез
вместе с Лаймой и шофером в подъезд и подсмотрел, в какую-квартиру они вошли.
Отпустив парнишку, мулатка вознамерилась уладить дело прямо
сейчас, но потом поняла, что необходимо подготовиться к штурму более тщательно.
Если в квартире, кроме блондинки, есть кто-то еще, нужно сделать так, чтобы ее
лица не увидели.
Лайма прохромала в комнату — все тело ее болело, а голова
гудела, как чугунный котелок, который проверяли на прочность.
— Нам сказали, что вы прыгнули с моста в
грузовик, — сказал Костя Латышев, и озорная улыбка приподняла его усы,
раздвинувшиеся, как меха баяна. — Ужасно любопытно, зачем.
— Это был несчастный случай, — простонала Лайма,
которую Репьев уложил на диван, накрыв ей лоб мокрым полотенцем. —
Внедорожник потерял управление и собирался раздавить меня, прижав к ограждению.
Вот я и прыгнула.
— А! Так это совсем другое дело. Вы, выходит,
пострадавшая. А почему милиция вас в больницу не отвезла?
— Никакой милиции там не было.
Латышев хмыкнул, а Витя Дубов, который проверял в духовке
бараньи ребрышки и только что вошел в комнату, заметил:
— А мы и не знали, что у Юрки завелась девушка.
Лайма решила не возражать против «девушки», но не смогла не
возмутиться формулировкой:
— Что значит — завелась? — спросила она, выглянув
из-под полотенца. — Я же не вошь.
Репьев тем временем рьяно ухаживал за пострадавшей — стащил
с нее туфли, подсунул под голову подушку и принес стакан чаю с лимоном.
В это время наверху что-то загрохотало так, что со дрогнулся
потолок. Потом загудела дрель, и люстра собранная из множества подвесок, мелко
задрожала. Гудение перемежалось ударами молотка по железякам.
— Опять, — пробормотал Репьев, взял плоскогубцы,
лежавшие на подоконнике, и постучал по батарее. — Что ж ты там делаешь,
изверг? — спросил он, обращаясь непосредственно к потолку, и постучал
снова. — Лудишь старые тазики?
— Это твой сосед прикалывается? — поинтересовался
Дубов, тоже задрав голову и наблюдая за тем, не появятся ли трещины на потолке.
— Повадился, видишь ли, по вечерам с дрелью
развлекаться. И сверлит, и сверлит.
— Может, он жестянщик и берет работу на дом?
Не успел он договорить, как слева за стеной заиграли на
фортепьяно. Играли мастерски — клавиши бурлили, экспрессивная музыка набирала
темп…
— Вот еще один, — обреченно вздохнул
Репьев. — Наш Моцарт вернулся из командировки.
Он снова взял плоскогубцы и постучал уже в стену. Звук
получился глухим, и Лайма со своего дивана заметила:
— Он наверняка не слышит.
— Все он прекрасно слышит! — не согласился
Репьев. — Я с ним что-нибудь сделаю, если он не прекратит вечерние
концерты. В конце концов, пусть репетирует днем, когда остальные на работе.
— Наверное, днем он тоже на работе.
Они некоторое время слушали музыку, сопровождаемую ревом
дрели, потом решили не обращать на все это безобразие внимания и заниматься
своими делами.
— Может, быть, тебе принять ванну? — предложил
Репьев Лайме, предчувствуя, что в ванной ей потребуется помощь и ему наконец
удастся познакомиться с ней поближе.
— Наверное, действительно стоит, — согласилась
она. И добавила: — Только сначала позвони в таксопарк и потребуй, чтобы
девяносто первый борт немедленно привез мою сумочку. — Она схватила
Репьева за шею, с силой притянула к себе и сказала в ухо: — Там пистолет. И
еще: таксист видел тех типов, которые хотели меня убить. Надо взять у него
контактный телефон для последующего снятия показаний.
Репьев страшно удивился: она больше не скрывала, что
действительно является секретным агентом. Оказала честь.
— Тебя хотели убить? — Он тоже говорил ей в ухо,
зарывшись носом в полотенце. С полотенца капала холодная вода и противно
щекотала щеку.
Витя Дубов громко кашлянул и сообщил:
— Мы с Костей пока на кухне за едой последим.
Когда они остались в комнате одни. Лайма попеняла:
— Ты должен был воскликнуть: «Да что вы, ребята!
Оставайтесь с нами!»
Репьев пристально посмотрел на нее сверху вниз и, чтобы
лучше видеть, даже отодвинул полотенце со лба.
— Самый подходящий момент для того, чтобы в первый раз
поцеловаться, — заметил он, не сводя глаз с ее разбитой губы. — Но,
боюсь, тебе будет больно. Перенесем на потом.
Лайма нащупала рукой полотенце и сняла его совсем.
Простецкая физиономия Репьева висела на ней, словно луна над садом, а его
пламенный взор прожигал дыры в броне, которой она постаралась защитить свое
сердце после разрыва с Шаталовым.
