— Уже стемнело. Она тебя и так не заметит.
— Осторожность не будет лишней. Надеюсь, ты это помнишь и предохраняешься.
Теперь смотрят на меня с видом: прошу прощения, я ослышался?
— Для тебя эта информация имеет особую значимость?
— Ещё бы! Не дай бог эта дура залетит. Я тогда лучше пойду жизнь на вокзал, но с её отпрыском сидеть не буду!
— Зачем на вокзал? У меня большая квартира. На двоих хватит.
Спотыкаюсь на ровном месте и лезу с объятиями к стационарной одноногой вешалке в прихожей. С крючков, напоминающих оленьи рога, сыпятся куртки. Нелепые конвульсии в попытке не дать грохнуться деревянной конструкции толку не дали, руки захватили пустоту. В последний момент Воронцов ловко подцепляет заваливающуюся Пизанскую башню мыском ботинка. Мягко опускает всё на пол и преспокойно проходит мимо.
— Не поднимай, — одёргивает он меня, когда я собираюсь наклониться. — Переживут.
Вот они где мажорские замашки проскальзывают. Типа зачем утруждаться, когда найдётся тот, кто сделает всю грязную работу за тебя? Ну правильно. Короли за собой ночной горшок не выносят, для этого есть слуги.
Игнорирую его требование и ставлю вешалку на место, нахлобучивая как попало подобранные куртки. Все брендовые, кто бы удивился. Глеб ничего не говорит. Но и не помогает. Молча стоит, засунув руки в карманы джинс и терпеливо ждёт, пока я закончу.
Проходим через просторные коридоры с высокими потолками и искусственной лепниной насквозь, выходя в открытый летний сад. Приглушённая из-за закрытых стеклянных дверей в стиле шато музыка обрушивается на нас всеми своими басами. Последние хиты современности без смысла, зато с прилипчивым мотивом. Вечеринка в разгаре.
По периметру горят развешенные по низким ветвям мигающие гирлянды, в зоне кострища развернулся шведский стол: с шашлыком, рёбрышками, закуской и алкоголем. Большим запасом алкоголя. Очень большим.
Чуть дальше уже образовалась импровизированная зона для танцпола. В беседке под навесом в плетённых креслах ржёт и веселится компашка, раскуривающая по кругу кальян. Дым от него смешивается с многочисленными вейпами, создавая густую дымчатую стену. Идеальное прикрытие. Тут самой себя не видно. Не то, что остальных.
— Я здесь не задержусь. Полчаса и домой, — на всякий случай напоминаю, сдерживая подступающий чих от благовоний. Я не курю, но к запаху обычного табака отношусь куда лояльней, нежели чем к этим модным нововведениям. Сигарета есть сигарета. С ней хоть понятно ради чего себя травишь, а это что? Хочешь сладкого привкуса, ну пожуй конфетку.
— Договорились. Я вызову тебе такси, — кивает Глеб, когда мы проходим мимо джакузи, где плещутся в купальниках девицы, в своей активности напоминающие отчаявшихся проституток, у которых сроки горят, а объём заданной сутенёром работы не выполянется. А статистика дело такое. Её поддерживать надо.
Проходим дальше. Туда, где народу поменьше. Самонавязанный мне спутник то и дело с кем-то здоровается. С парнями за руку, девчонки радостно целуют его в щеки. Меня все игнорируют. Я ни для кого не существую. Прекрасно. Вы мне тоже не сдались.
Ух ты. Глеб сама галантность. Находит где-то пиво и презентует мне одну из охлажденных в вёдрах со льдом бутылок.
— Лучше бы шашлыка надыбал, — замечаю я и через несколько минут в моих руках оказывается полная ещё горячего мяса одноразовая тарелка. Сердечко благодарно трепыхается, слюнки текут, а в желудке приятно щемит. Вот же идиотина, а не организм. Пожрать дали и всё, растёкся лужицей? Мда, как мало, оказывается, надо для счастья.
Воронцов протягивает вилку, но я справляюсь и так. Чай не аристократка, чтоб столовыми приборами заморачиваться.
— Спашибо, — жуя, искренне благодарю его я, облизывая пальцы. — Мошно скафать, что приефала уфе тошно не фря, — проглатываю и только потом продолжаю. — Мы редко свининкой балуемся.
— Что так? — Глеб улыбается, наблюдая за мной. Чего он улыбается? Я не клоун, он не в цирке.
— Лера с мамой вегетарианцы. Больные люди, — вылавливаю из тарелки следующий кусочек и с наслаждением вдыхаю аромат углей, приправленный специями. — Только Андрей адекватный. Мы с ним периодически жарим тайком от всех бифштексы, невозможно же одной травой питаться.
— А твой родной отец… он кто, моряк дальнего плаванья?
Внутри сдавило.
— Умер. Разбился на машине. Уже давно.
Улыбка стирается с лица Воронцова.
— Прости. Я думал, он как мамаша Титовой.
— А ты не думай. Как ты там сказал? Основывайся на фактах, а их у тебя нет.
Реально нет. Забавно, но о Лере и её семье почему-то знает весь универ, а вот обо мне никто и ничего. И не потому что я такая закрытая. Просто никому это не интересно. Второй раз за последние несколько минут меня накрывает неприятное чувство "ненужности". Ну да и ладно.
— Молодец, — лёгкая усмешка касается губ Глеба. — Достойная ответочка, — но и усмешка почти сразу стирается, когда он заглядывает мне через плечо. — А вот и объект.
Прослеживаю за его взглядом и тоже вижу сестрицу. Стоит в окружении своих хихикающих "Сникерсов", томно улыбается. Вся такая недоступная, но мимо не проходите, а то я так не играю. Ну и, конечно, полная боевая готовность: маникюр, причёска, макияж, платье. Ненавязчиво, естественно, словно она второпях пригладила расчёской локоны, надела первую поаернувшуюся под руки тряпку и пошла покорять мир своей натуральной красотой. Только я знаю, что эта гламурная чика потратила на приготовления почти полдня. Мои полдня, блин, закрытого к туалету доступа. Санузел-то совмещённый.
Следующие несколько минут наблюдаем за целью. Надменная, высокомерная, отшивает всех парней, кто пытается с ней заговорить, но при этом продолжает играть на публику. И так изогнётся, и так. И волосы свои поправит ненароком, и губки бантиком сложит, и кокетливо ресничками нарощенными похлопает. Неприступная, но при том отчаянно желающая внимания. Скрытые комплексы?
— Ковальски, какой план? — интересуюсь я (прим. авт.: Ковальски — пингвин из мультфильма "Мадагаскар").
— Переключаю рычаг "очарование и нежность" на режим "ON".
— Отбой. Меняем тактику.
