Зажимаю рот ладонью, чтобы не вскрикнуть.
— Это просто… ужасно. Как вы это пережили?
— Никак, как видишь. Мама сходила с ума от чувства вины, а отец только подливал масла в огонь. Унижал, обвинял, упрекал её. Вот она и сломалась. Как результат, посттравматическое расстройство в запущенной стадии.
— А ты?
— А что я? — от меня стыдливо отворачиваются. — Я, как и подобает эгоистам, ушёл в запой, наплевав на всех. И проморгал вспышку. Хотя нужно было быть рядом. Не позволять ему унижать мать. Забрать её, в конце концов, и уехать куда-нибудь, но тогда я думал только о себе. Как, впрочем, и всегда…
Глеба не узнать. Готова поспорить, что вижу его покрасневшие глаза. Не представляю, какими словами тут можно утешить, поэтому молча обнимаю его. Крепко-крепко, как только могу. Пытаясь выразить этим всё, что не смогла бы сказать вслух.
Меня благодарно обнимают в ответ, утыкаясь прохладным носом в мою шею. Так по чистому, так по искреннему. И он сам такой… настоящий. Другой. Лучше, чем когда-либо. Знает ли его кто-нибудь ещё таким или эта честь выпала лишь мне?
Стоим так под зонтиком следующие несколько минут. Просто молчим и обнимаемся. Волшебный момент чего-то особенно личного. Его нисколько не портит ветер, заползающий за шиворот. И даже промокшие ноги.
Чуть отстраняюсь, чтобы иметь возможность снова посмотреть ему в глаза.
— Спасибо, — негромко, практически шёпотом, благодарю я. — За то, что рассказал.
Вместо ответа меня притягивают обратно. Так, что его губы теперь касаются моего виска. И снова обнимают. Веки опускаются и я проваливаюсь в нирвану, окутанная терпким мужским запахом, свежестью от влажной одежды и горячим дыханием, скользящим по коже.
— Твой отец… — тихо спрашиваю я, подобно котёнку трясь об его свитер. — Он действительно такой чёрствый?
— Хуже.
— И ты до сих пор с ним?
— Я говорил. У нас договорённость.
— Какая?
— Я играю послушного сына, он оплачивает её лечение здесь. Взбрыкну, и отправит её туда, где я уже не смогу её отыскать. Никто не сможет.
— Дикость. Это ведь его жена.
— Это его наказание и позор. Так он говорит. Настя была тем единственным, чем он когда-либо дорожил. Его принцессой, центром.
— Позор? — с негодованием пячусь назад. — Это случайность! Несчастный случай. Зачем вообще скрывать правду?
— Чтобы не испортить репутацию. Особенно накануне выборов. Он готовил эту кампанию почти два года, а тут… Трагедия в семье, сумасшедшая жена. Зачем людям депутат, который в собственном доме не способен решить проблем?
— Быть не может, что ему настолько всё равно. Уверена, он тоже сожалеет. Глубоко внутри.
— Вряд ли. Больше чем уверен, у него нет сердца. Больше нет. А если нет сердца, то и сожалеть нечем.
— Но ведь было когда-то.
— Когда-то было, — Глеб ласково касается моего лица тыльной стороной ладони. Ловлю вибрацию волнения в области живота. Там, где обитают пресловутые бабочки, таракашки, гусеницы, божьи коровки и прочие насекомые. В эту самую минуту окончательно и бесповоротно понимаю, что попала. Влипла дальше некуда. Приплыла… — Так что насчёт свидания?
Что??? Он прикалывается?
— Тебе реально до этого сейчас есть дело?
— Мне есть дело до тебя.
Боже, боже, боже-е-е…
— Надолго ли?
— Поживём-увидим, — какая честность. Впрочем, это лучше, чем разбазаривающиеся направо и налево пустые обещания. — Так что? Снова будешь искать отмазки и включать игнор?
Грустно вздыхаю. Считайте меня высокоморальной дурой, но…
— Нет, не буду. Прямо отвечу: Глеб, ну какое свидание? У тебя есть невеста.
— Фиктивная.
— Фиктивная или нет, она есть. И если ты меня уважаешь, не унижай такими просьбами. По-честному? Я хотела бы свидания. Но не такого. Не так.
— Я уже говорил. Я избавлюсь от неё.
Избавлюсь. Какое некрасивое слово. Прямо режет слух. Словно Дарина хомячок, на которого обнаружилась внезапная аллергия. О людях так не говорят, какими бы они не были. Сегодня он так от неё избавится, а завтра? От меня? Ну а что, вдруг тоже надоем. Попахивает передающимися генетически эгоцентричными замашками. Кто-то похож на собственного отца куда больше, чем того хотелось бы.
— Вот когда вы всё выясните между собой, тогда и поговорим, — выношу окончательный вердикт я. Так правильно.
Воронцов недовольно поджимает губы, с присвистом выдыхая через ноздри.
— Мальвина, это нечестно. Я не могу выбирать. Не сейчас.
Чего-чего??? Балбес, ты же меня вообще не так понял! Класс. Магия момента улетучилась, будто её и не бывало.
— Выбирать между кем? Матерью и мной? Ты идиот? — отвешиваю ему сердитый щелбан, отступая на пару шагов. — Я никогда бы о таком не попросила! Спасибо за мнение обо мне. Буду знать.
— Да я ведь… — начинаю оправдываться, но я уже не слушаю. Вместо этого достаю телефон и бросаю быстрый взгляд на электронные часы.
— Отвези меня на репетиции, если не сложно. На последнюю пару всё равно уже смысла нет идти.
— Значит, точно нет?
— Что нет?
— Нет свиданию.
— Я же уже сказала.
— А если дружескому?
— Дружеское — это как? Каждый сам за себя платит? Без намёков на секс? Без обжиманий и пошлых подтекстов?
— И без поцелуев?
— Конечно. Друзья не долбятся в дёсна.
Воронцов невесело прицыкивает.
— Да. Ты права. Дружеского не получится.
— Вот именно… — к сожалению. Я реально была бы рада любому, но стоит ли испытывать себя на прочность? А если… — Но массовая тусовка же ведь не считается за свидание, верно? А у нас как раз типа празднование. В кафешке на Вернандском. Ну та, которая под американскую закусочную косит.
— Что празднуете?
— Нам пришло приглашение.
— Вас взяли на соревнования? — активно киваю. На самом деле мне уже дня два как нетерпелось ему рассказать об этом, но так как мы не общались… — Поздравляю! Это реально круто.
— Ага. Вот мы и хотели отметить. Потанцевать, выпить. Если хочешь, присоединяйся.
Эй, чего это он так на меня смотрит подозрительно?
— Можно ли считать, что это ты пригласила меня на свидание? — довольный какой.
— Не-е-ет, — задумчиво тяну я. — Говорю же, это не свидание. Я просто зову тебя за компанию. Ты же нам помог. Без тебя не было бы того видео.
— Не было б этого, было б другое, но я, разумеется, иду. Когда?
