Когда проект наконец завершился, благотворительная организация устроила крайне пышный прием. Где, к моему вящему удивлению, мне вручили грамоту от папы Франциска как «миссионеру радости».
«Что ж, – сказал я собравшимся вокруг священнослужителям, – это не первый раз, когда священник ставит мужчину в миссионерскую позицию».
В следующий раз пусть платят.
Театральная полужизнь
После тридцати пяти лет работы в кино и на телевидении я начал писать пьесы. Почему? Потому что со временем начинаешь уставать зарабатывать деньги и создавать произведения, которые кто-то смотрит.
В театр я угодил случайно. Мы с женой были в Лондоне и решили пойти на спектакль «В ожидании Годо» с Йеном Маккелленом и Майклом Гамбоном (известными вам как Гэндальф и Дамблдор). Все билеты были проданы, но мы остались в очереди у кассы в надежде, что кто-нибудь сдаст билеты. Через два часа никто ничего не сдал. «Может это быть пьесой? – спросил я жену. – «В ожидании «В ожидании Годо»?»
Жена сказала «нет», но я ее все равно написал. И даже позвал театрального режиссера – сестру моего друга – сделать постановку. Пьеса начинается так: главный герой Дэйв приезжает в театр и выясняет, что все билеты на «В ожидании Годо» проданы. Он стоит у кассы и звонит своей жене: «Дорогая, я не смог купить билеты. Может, ты хочешь на какой-то другой спектакль? Какой? «Пошел в жопу»? Мне послышалось, ты сказала: «Пошел в жопу». Дэйв объясняет кассиру: «Это новая пьеса Дэвида Мэмета».
Завязка вызвала взрыв смеха, и я попал на крючок. Театр – это просто: зрители благожелательны; актеры говорят все, что я пишу. Я понял это после моей первой полноценной пьесы «Я – Коннектикут», которая получила все мыслимые награды. В Коннектикуте. Там есть резкий парень из Массачусетса, он говорит: «В Бостоне молочный коктейль называют фраппе. Фраппе! Что это вообще такое? Как будто конь храпит. А мороженое они называют «брызги Джимми». Кто, на хрен, такой Джимми?»
На каждом представлении актер заканчивал эту речь так: «Что, на хрен, такой Джимми?» Мне даже понравилось – смысла в этом никакого, зато подчеркивает характер героя.
Когда пьеса сошла со сцены, я перечитал сценарий – это была опечатка. В театре актеры играют даже опечатки.
Репутация в руинах
После путешествий по половине стран мира я нашел этому опыту применение: написал небольшую романтическую комедию под названием «Моя жизнь в руинах». Речь там шла об автобусном туре по Греции; было много шуток, роскошная природа и простой месседж: не судите других слишком строго.
Один критик назвал ее «омерзительной».
Я был готов к плохой прессе, но не к такой ругани. Актер «Кувалды» Дэвид Раш, игравший в одном растерзанном критиками спектакле, пытался меня успокоить: «Омерзительная – еще не значит мерзкая! Понимаешь? Это уже неплохо. Омерзительный – это описание качества, а качество – это само по себе отлично!»
Это было странно, потому что мой фильм собрал больше всего позитивных оценок на тестовых показах в истории студии Fox Searchlight. Он понравился зрителям больше, чем, например, «Маленькая мисс Счастье» и «Миллионер из трущоб». Но не критикам. Они называли его «моей большой греческой катастрофой», «убожеством», «неописуемо плохим», «смертью греческого туризма» и «вонючей кучей штампов из телевизионных ситкомов». Эта последняя рецензия приковала мою жену к постели на три дня в состоянии, описываемом докторами Викторианской эпохи как «меланхолия».
Роджер Эберт, участвовавший в моем сериале «Критик», назвал меня имбецилом. Другие критики именовали меня идиотом и недоучкой. Между тем мой фильм начинается с цитаты Вольтера – таблички с надписью «Туры Панглосс: лучшее из всех возможных миров». В «Кандиде» доктор Панглосс говорит эти слова перед тем, как отправиться в полное злоключений путешествие. В точности как туристы в моем фильме! Поняли? Критики не поняли. Никто не считал эту аллюзию. Иначе бы они обозвали меня «идиотом-недоучкой, читавшим Вольтера».
Все мы так или иначе сталкиваемся с критикой. Но только люди из индустрии развлечений сталкиваются с критиками. На работе вам могут написать: «Эффективность Джима в отделе работы с претензиями упала на 11 %, необходимо повысить качество работы». Если вместо этого вам написали «Джим напоминает тупую обезьяну, неспособную отличить банан от шариковой ручки», то это хороший повод подать в суд.
Не могу говорить за всех сценаристов, но мне плохие рецензии причиняют боль. Я наизусть помню все гадости, которые были про меня написаны в прессе за последние тридцать пять лет. И почему бы мне не помнить? Я без остатка вкладываюсь в мою работу; все мои сценарии – это мои дети. Я не хочу, чтобы Манола Даргис приходила ко мне домой и говорила: «Новое произведение Майка Рейсса – его сын Майк-младший – это слюнявый и раздутый сиквел и без того абсолютно невменяемого оригинала. Избегайте этой пародии на ребенка».
Мой фильм провалился, мою книгу запретили. Необходимо было тактическое отступление. Так я вернулся в «Симпсонов».
Глава восемнадцатая
Обратно в дурдом
Я провел несколько лет вдали от «Симпсонов», занимаясь другими проектами, и все это время каждую неделю смотрел сериал как простой зритель. Я уже не знал, что будет в новых сериях, – непривычное и приятное ощущение. Что еще важнее, я окончательно убедился в том, что и так всегда подозревал: «Симпсоны» – превосходный сериал! Причем без меня он, кажется, стал даже лучше.
В разгар двенадцатого сезона мне позвонил шоураннер Майк Скалли и спросил, не хочу ли я вернуться в сериал в качестве консультанта – скажем, на один день в неделю. Я моментально согласился. Скалли был Генри Фордом «Симпсонов»: он автоматизировал производство, делегировал полномочия и превращал сериал в нормальную системную работу. До него в авторской группе царил хаос, все работали сутками и увольнялись при первой возможности.
Было очень здорово снова работать с Элом Джином – он вернулся в «Симпсонов» еще в 1997 году, после отмены
«Юного ангела». Но в основном я работал с абсолютно незнакомыми людьми. Все они были, безусловно, талантливыми, но это совсем не то же самое, что работать со старыми друзьями, как раньше. Вместо коллегиальности была… какая-то школа: сплетни, группы по интересам и постоянная грызня.
Временами все это безобразие просачивалось и в сериал. Гомер душил Барта телефонным шнуром и до полусмерти избивал его трубкой. Отцу Милхауса оторвало руку рояльной струной. Мистер Бернс забросал сироток на Рождество собственными кишками. Серии всегда были смешными, но в то время они стали довольно жесткими.
Мне все это не нравилось, и я подумывал уйти. Но со временем ситуация начала выправляться. Недовольные уволились, придурков уволили. Все остальные расслабились – наш сериал производит на людей такое действие. Это такая прекрасная работа, что на ней трудно злиться. Еще мне очень понравилось работать один день в неделю. Двенадцать лет назад я переехал в Нью-Йорк, но все равно прилетал в Лос-Анджелес каждую среду, проводил день с «Симпсонами» и немедленно сваливал обратно.
